Оберегался, собираясь в путь,
Все побрякушки спрятал под замок
(Воспользуюсь ещё когда-нибудь),
Чтоб нечестивый выкрасть их не мог.
Но ты, кому мои брильянты – сор,
Отдохновенье ты моё и Скорбь
Великая. И заурядный вор
В тебе добычу видит. И не спорь!
Тебя не скрыл мой потаённый ларь.
Тебя там нет, но, чувствую, что – есть.
Моей груди Господь и государь,
Меня спасёт твоя Благая Весть
О верности... Боюсь, что буду прав:
И истина солжёт, тебя украв.
How careful was I, when I took my way,
Each trifle under truest bars to thrust,
That to my use it might unused stay
From hands of falsehood, in sure wards of trust!
But thou, to whom my jewels trifles are,
Most worthy of comfort, now my greatest grief,
Thou, best of dearest and mine only care,
Art left the prey of every vulgar thief.
Thee have I not lock'd up in any chest,
Save where thou art not, though I feel thou art,
Within the gentle closure of my breast,
From whence at pleasure thou mayst come and part;
And even thence thou wilt be stol'n, I fear,
For truth proves thievish for a prize so dear.