В Катманду в заточенье живет и ныне
Девочка,
миром избранная богиня.
Богиня рождается в дальней деревне,
Жрецы-пилигримы вглядываются в лица
Детей, чтоб не умер обычай древний,
Чтобы взять воплощенье с собой в столицу.
...Омывали и маслом пропитывали когда,
Не смущала детская нагота.
Одевали в алое до земли,
Золотые маки на нем цвели.
От земли оторвана - на помост,
Ни о чем не догадываясь, не споря.
Взрослые ей обещали всерьёз
Мир, в котором
Больше не будет ни боли, ни слёз,
Ни потерь, ни горя.
Препубертатное, в золоте, чудо,
Веря в правильность собственной миссии,
В недоступном дворце парит покуда
В обожанья пахучей эмульсии.
За бесконечность с четырех до двенадцати
Успевает поверить в свою божественность,
После чего ей назад возвращаться,
Туда, где забытые родичи, запахи,
Где оставлены первые сны и жесты,
В эйдетический транс. Но все это - позже.
...Глаза очерчены, умаслена кожа.
Деви, Шакти в кистях и бантах, дева баланса на деревянных подпорках
Повторяет как мантру мира несложный узор
Из цветов и деревьев, из окрестных пригорков
и гор.
Кумари без отдыха, жалоб и вздохов
Принимает дары, обо всех моля,
Но однажды споткнется, вздрогнув:
Из пальчиков детских неловких
Выскользнет и разобъется Земля.
Сотрясаясь, вдребезги! Церемония смята.
Дитя исподлобья глядит виновато.
Горбят горы костистые спины,
Эверест пригибается, мнется,
Запретные замки показывают сердцевину,
Башни складываются, втягиваются в колодцы.
Я все думаю о затерянных в этом кошмаре,
O руинах и пыли, пожаре и пепле,
O тех, кто выжили, но бездомны,
O тех, кто выжили, но ослепли.
Как она, девочка, как там кумари?
Не боится ли смерти?
Святость города грубо взорвана.
Божественность - все же недетская ноша.
Землятрясение - страшная сила.
Я все время думаю о кумари.
Как она выжила, как она Землю носила?
Ночами, наверно, крадется спросонок,
Пытается склеить обломки мира,
Как любой разбивший сосуд ребенок.
Эй там, кто-нибудь!
Пошли ей силы.