В стороне от основной дороги у входа в глубокое Суарское ущелье есть необычный памятник: гранитная пирамида, увенчанная золотистой звездой. На постаменте – латунный якорь. Ниже – металлическая доска с фамилиями...
Здесь в ноябре 42-го года отчаянно сражалась рота моряков из 34-й стрелковой бригады. Приказ был стоять насмерть, не пропустить врага. Через ущелье лежал путь к Военно-Грузинской дороге. Лишь на восемнадцатые сутки к бойцам подоспела помощь. К этому времени немногие остались в живых. Погибших моряков похоронили.
После тяжёлого ранения, отлежавшись в госпитале, командир отряда лейтенант Мирза Туниев разыскал могилу своих товарищей. Поговорив с жителями ближайшего селения, он решил установить на ней памятник. Каждый день можно было видеть в ущелье прихрамывающего человека, собирающего гильзы.
Невелика автоматная гильза, много раз нужно нагнуться, чтобы наполнить солдатский вещмешок. Кругом было много латунных стаканов от немецких снарядов, гильз от патронов пулемётов, но ни грамма вражеской латуни не взял Мирза Туниев для пятиконечной звезды. Рабочие одного из заводов города Владикавказа переплавили гильзы. Собранного металла хватило не только на звезду, но и на якорь, и на пластину с фамилиями погибших.
А. Прокопов, Латунный якорь Суара
В наступление на город Орджоникидзе пошли две танковые, две горнострелковые, одна мотострелковая дивизии и батальон «Викен-СС». Эти крупные соединения были выбиты из селения Гизель войсками Красной Армии, и вся эта группировка пошла на Майрамадаг, пытаясь через Кобанское и Суарское ущелья прорваться к Орджоникидзе. Мы приняли бой…
Из речи лейтенанта Эдуарда-Мирзы Туниева на открытии памятника товарищам, морякам-краснофлотцам, 26 декабря 1943 года
Каждый год в ноябре ты приходишь знакомой дорогой
К пятачку осетинской земли в окружении скал.
Здесь под грабом ветвистым в суровости каменно строгой
Вечным сном лежат те, кто как братья давно тебе стал.
Под латунной звездой на зернистом суарском граните,
Чьи холодные грани наощупь знакомы уже,
Ты опять среди них – и вы снова как будто стоите,
Как и в сорок втором, на последнем своём рубеже.
Снова ломится враг, наступая всей мощью с Гизели,
Грозным танковым рёвом тревожа ущелья окрест,
Но бессмертной заставой под градом огня и шрапнели
Ему путь заступил ваш небесно-лазоревый крест.
Оглянись, лейтенант, как сегодня аул безмятежен
И как солнечным светом на крыши струится покой –
Это всё потому, что матросский ваш внутренний стержень
Не согнулся тогда перед вражьей стальною рекой.
Помнишь эхо стрельбы, что металось, штурмуя отроги,
Когда каски чужие стремились на Майрамадаг?
Ведь единственный путь до Военно-Грузинской дороги
Вы закрыли им напрочь, на гибель пойдя оверштаг*.
Сколько суток, Мирза, вы тогда без подмоги держались,
Понимая всем сердцем, что нет у вас прав на отход?
Как за павших товарищей ленты зубами сжимались
С осознаньем того, что начался ваш крайний поход…
Про тот взрыв, командир, чей осколок вошёл под лопатку,
Ты узнал много позже, очнувшись в больничном тепле.
Смерть пыталась забрать, но ты бился и выиграл схватку,
Потому что долг памяти был у тебя на земле.
Большинство твоих братьев остались лежать на том склоне,
Как к родной материнской груди приникая к камням.
Осетинские горы над ними застыли в поклоне,
А столетние рощи печально склонились к корням.
Ты вернулся туда, когда вышел из стен лазарета,
И на братской могиле лицо обратил в небеса.
…И поклясться готов, что в расщелине, солнцем согретой,
Зазвучали чуть слышно далёкие их голоса...
* Оверштаг - манёвр парусного судна, идущего против ветра