Они расстались на рассвете,
Когда восточный горизонт
Полоской светлою отметил
Грядущий солнечный восход.
И ночи не было доселе
Прекраснее, чем эта ночь;
И буйство страсти в нежном теле
Не в силах было превозмочь.
Уже в саду проснулись птицы.
Звонкоголосая их трель
Уже ласкала слух царице;
А шёлком крытую постель
Ещё покинуть не успело
Тепло того, кому она –
Македа – и душой, и телом
Была сей ночью отдана.
Менялась власть светил небесных;
Вползал рассвет в окно. И он
Своим лучом как будто перстень
Вдруг выхватил! С ним Соломон
Не расставался ночью даже,
Когда охвачен страстью был.
Не обвинить ли вновь он в краже
Царицу Савскую решил?
О, нет! Не может быть такого!
Завет расторгнут! Ночь сняла
С их царских душ и тел покровы,
И с плотью плоть в любви свела.
Ужели золотой свой перстень,
С которым неразлучен был
Ни днём, ни ночью, словно с честью,
Он, уходя, надеть забыл?
А если нет? А если в этом
Есть некий умысел царя,
Что пробыл с нею до рассвета,
И перстень здесь лежит не зря?
Но – для чего, коль не беспечность
Тому причина, а расчёт?
Чужда всему земному вечность –
Гласила фраза «Всё пройдёт».
Её – уже в близи доступной –
Македа в третий раз прочла.
То мудрость правдой неподкупной
На золото кольца легла.
О сих словах Слуга Господень
Ей говорил, когда изгнал
Того, кто Небу неугоден,
В канун её загадки-сна.
Что делать ей, когда сомненья,
Терзая разум, не дают
И шанса твёрдому решенью?
Как вырваться из этих пут?
Ах, если б к ней явился снова
Тот, кто Всевышним послан был,
Дабы пресечь дурное слово
Легионера тёмных сил!
Как будто внемля просьбе этой,
Перед Македою предстал,
Как изваяние из света,
Господень Ангел. Он сказал:
«Что так томит тебя, царица,
Коль жаждешь встречи ты со мной?
Я поспешил к тебе явиться,
Едва услышал голос твой».
«А разве я какое слово
Произнесла?..» – она в ответ.
И Он: «Для слуха Иеговы
Нужды в молитве гласной нет!
Ужели те, кто нем с рожденья,
Пред Ним виновны без вины
И благодатного общенья
С Всевышним права лишены?»
«Коль так, – ответила царица, –
Тебе быть ведомо должно,
Что в помыслах царя творится,
Чего понять мне не дано.
Взгляни на этот царский перстень.
Его оставил Соломон.
Коль смысл сего Тебе известен,
Ответь мне, Ангел, в чём же он?»
И молвил ей Слуга Господень:
«Ясны терзанья Мне твои,
Но так скажу: твой страх бесплоден –
Коварства перстень не таит.
Прими сей дар от Соломона.
Храни его! И день придёт,
Когда твой сын – наследник трона –
К тебе, царица, воззовёт,
Чтоб получить благословенье
На подвиг, твоему под стать,
И перед тем, кому рожденьем
Обязан он своим, предстать.
В тот день собор гостей немалый
Им будет принят во дворце.
Чтоб сына своего узнал он,
Тот должен быть при сём кольце».
«Я плод несу в себе!? О, Боже!
Ужели прав был Соломон?
И, разделив со мною ложе,
Зерно на пашню бросил он?
И Он в ответ: «Чему случиться
Веленьем Божьим суждено,
Того не миновать, царица,
И изменить нам не дано.
Возьми сие кольцо и следуй
К нему. Он ждёт тебя. Ступай,
Ты, дщерь Агабоса, Македа.
Мне ж – уходить пора. Прощай!»
Когда Его сиянье слилось
С потоком утренних лучей,
Опочивальни дверь открылась,
Двух юных дев впуская к ней.
Едва ль они застать успели
Того, кто скрыл вдруг облик Свой;
И чрево утренней купели
Они наполнили водой.
Так новый день, в права вступая,
Ей новый договор сулил
С тем, равных кто себе не знает
В богатстве, мудрости, любви.