«Я знаю, – молвила царица, –
Любой взывающий к тебе
Не в праве даже усомниться
В тобой предсказанной судьбе.
Пусть даже ты и прав, но всё же,
Коль такова судьба моя,
Делить любви с тобою ложе
Лишь по желанью стану я!
Хоть рано говорить об этом,
Пообещай, что не возьмёшь
Ты силой то, что под запретом;
И поклянись, что не войдёшь
Ко мне, покуда не открою
Сама я замкнутый притвор».
И царь в ответ: «Господь с тобою!
Ужели я злодей и вор?
И, тем не менее, мне внятны
Слова твои и не пусты.
Я дам тебе такую клятву,
Однако обещай и ты,
Что не возьмёшь себе сей ночью
В стенах обители моей
Любую вещь, коль вдруг захочешь,
Не попросив меня о ней».
«Могу ли я, – она сказала, –
Царица Сабы Золотой,
Что жизнь свою нужды не знала,
На грех отважиться такой!
В моей стране, когда кто-либо
Осмелится чужое взять,
Решением суда Мариба
Рискует руку потерять.
Неужто я, сего блюститель,
Сама нарушу сей закон?
И в эту ночь твою обитель
Я не обижу, Соломон.
И даже – следующей ночью,
И – после, сколько бы ночей
Ни провела я здесь. Пусть точит
Палач топор руке моей».
Ей странны были опасенья
Премудрого царя. И вот
Она, охвачена весельем,
Его ладонь в свою берёт.
И дальше шёпотом: «Коль сможешь
Меня в подобном уличить,
Я разделю с тобою ложе,
Чтоб чашу сладкую испить».
«Ты слышал всё? – внезапно крикнул
Царь, обратив туда свой взор,
Где ветви, над прудом поникнув,
Беззвучны были до сих пор. –
Теперь свидетель ты завета,
Что заключён здесь и сейчас
Меж мной и женщиною этой.
Лети, мой друг! Оставь же нас».
Едва он замолчал, царица
Заметила, как из ветвей
Вспорхнула маленькая птица
С короною на голове.
Да, это он! Гонец крылатый,
Слетавший некогда туда,
Откуда начала когда-то
Она свой путь на Иордан.
«Удод!? – она была не в силах
Скрыть удивленья своего, –
Всё то, что здесь происходило,
Служило пищей глаз его!?
Всем тем, о чём мы говорили,
Слух насыщала эта тварь!?
Кому и что она на крыльях
Сейчас несёт?» И молвил царь:
«Оставь свой гнев. Вреда покою
Она не может причинить.
Не забывай, что лишь со мною
Дано ей право говорить.
Никто из тех, кем будет встречен
Случайно верный мой Удод, –
Поверь, царица, – в птичьей речи
Ни слов, ни фраз не разберёт.
Он нужен был мне как свидетель
Того, о чём наш договор.
Ночь не темна и день не светел,
Когда ведут лишь двое спор.
Но он тебе не меньше нужен,
Ведь клятву дал и я свою.
И если я её нарушу,
Он примет сторону твою.
Он предан мне – в том нет сомнений,
Ведь зверю не присущ расчёт;
Лишь человек в расчёте гений.
Затем и призван был Удод.
Его не встретим мы отныне,
Покуда кто-нибудь из нас
Завета святость не отринет.
Он прилетит в урочный час».
«Ну что ж, – ответила Македа, –
Пусть будет так, как ты сказал.
Коль правде твой свидетель предан,
Себя тем больше ты связал.
От слов своих мне отступиться –
Скорее высохнуть морям!
Не будь я Савская царица!
И клятву в том ещё раз дам!»
«Не искушай судьбу – не ст;ит.
И вот: ты дважды поклялась.
Но над тобой и надо мною –
Не забывай – есть Божья власть.
Коль рассмешить Его захочешь,
Ему, как видишь, расскажи
О том, что будет этой ночью,
Ладонь на сердце положив.
Не важно, кто из нас обет свой
Нарушит. Важно лишь одно:
Есть цель, чьё достиженье в средствах
К единственному сведено.
Твой сон нам рассказал об этом.
И, ложе разделив со мной,
Ты позабудешь суть завета,
Что заключили мы с тобой».
«Коль этот спор вести нам дальше,
Не приведёт он ни к чему.
И в третий раз скажу без фальши:
Верна я слову своему!
И если некое сомненье
Тебя по-прежнему гнетёт,
Оставь его, предай забвенью.
И пусть рассудит нас Удод!»