Итоги европейской жизни и любви,
Искали истину в совместных увереньях,
Благотворить душевные дары,
В открытых миру из Тильзита откровеньях.
О сути , намечаемых забот,
О красоте предпринятых решений,
Готовя задолго всю армию и флот,
Для выполнения намеченных свершений.
Вмешаться , в свыше обозначенные дни,
В назревшие проблемы безучастно,
Поставив крест на дружбе и любви,
Творящих дело беспристрастно.
Измерив выгодой и верою настрой,
Жить и творить любовь по сути,
Не собираясь жить одной войной,
Мир обретая суммой перепутий.
По силам предложив служить ему,
В роль каждого , вступая без оглядки,
Прочувствовав ,скопившуюся тьму,
Игравшую с судьбой народов в прятки.
Измерив долг и радости души страны,
Узнав исток рождения причины,
Творить свои роскошные миры,
Ради величия и благости вершины.
Где сила духа правит вечный бал,
Ликующих в умах на вечном пьедестале,
Забыв о том ,кто их избрал,
Творить Величие Божественной Любви в Аннале.
Наконец дело дошло до открытой враждебной демонстрации.15 августа 1811 г.
с обычным торжественным церемониалом праздновался день именин Наполеона.
Одним из актов этого торжества был, как всегда, парадный прием в большом
тронном зале Тюильрийского дворца всех дипломатических представителей.
Император сидел на троне, когда появились с низкими поклонами послы и
посланники в раззолоченных мундирах, осыпанных орденскими звездами. Русский
посол князь Куракин был в первом их ряду.
Наполеон сошел с трона и, подойдя к Куракину, завязал разговор. Старик
Куракин, екатерининский вельможа, обладавший всеми тайнами придворного
искусства, не пользовался полным доверием Александра и существовал в Париже
больше для представительства. Настоящими представителями царя в Париже были
скорее советник посольства Нессельроде и полковник Чернышев, чем старый
князь. Но тут, на торжественной аудиенции дипломатического корпуса,
конечно, фигурировал именно Куракин. При неимоверной роскоши
наполеоновского двора и всей придворной и великосветской жизни в тогдашнем
Париже старый екатерининский царедворец старался не ударить лицом в грязь и
не уступать никому во внешнем блеске своего обихода. Разговор императора с
послом очень быстро принял весьма напряженный характер. Наполеон стал
обвинять царя в военных приготовлениях и в воинственных намерениях. Он
объявил, что не верит, будто царь обижен на него за присоединение
Ольденбурга. Дело в Польше. «Я не думаю о восстановлении Польши, интересы
моих народов этого не требуют. Но если вы принудите меня к войне, я
воспользуюсь Польшей как средством против вас. Я вам объявляю, что я не
хочу войны и что я не буду с вами воевать в этом году, если вы на меня не
нападете. Я не питаю расположения к войне на севере, но если кризис не
минет в ноябре, то я призову лишних 120 тысяч человек; я буду продолжать
это делать два или три года, и если я увижу, что такая система более
утомительна, чем война, я объявлю вам войну... и вы потеряете все ваши
польские провинции. По-видимому, Россия хочет таких же поражений, как те,
что испытали Пруссия и Австрия. Счастье ли тому причиной, или храбрость
моих войск, или то, что я немножко понимаю толк в военном ремесле, но
всегда успех был на моей стороне, и, я надеюсь, он и дальше будет на моей
стороне, если вы меня принудите к войне». Зная, какие надежды возлагаются
его противниками на Испанию, Наполеон спешит уверить Куракина, что у него
со временем будет в действующей армии 700 тысяч человек, «которых будет
достаточно, чтобы продолжать войну в Испании и чтобы воевать с вами». И у
России не будет союзников. Тут Наполеон откровенно разоблачает, зачем он
навязал Александру после Тильзита прусский Белосток, а после 1809 г.
австрийский Тарнополь. «Вы рассчитываете на союзников, но где они? Не
Австрия ли, у которой вы похитили в Галиции 300 тысяч душ? Не Пруссия ли,
которая вспомнит, как в Тильзите ее добрый союзник Александр отнял у нее
Белостокский округ? Не Швеция ли, которая вспомнит, что вы ее наполовину
уничтожили, отобрав у нее Финляндию? Все эти обиды не могут быть забыты,
все эти оскорбления отомстятся, — весь континент будет против вас!»
Куракин около сорока минут не мог вставить ни одного слова. Послу едва
удалось промолвить, что Александр остается верным другом и союзником
Наполеона. «Слова!» — возразил Наполеон и снова начал жаловаться на происки
Англии, которая ссорит Россию с Францией.
Е.В. Тарле Нашествие Наполеона на Россию.
Знак Бога стал знамением величия затем,
Послу склониться перед императором в почтенье
И молча выдержать одну из тем ,
Где он характер проявил в беды прочтенье.
Поссорив меж собою загодя народы,
Творя войной их психологию из Тьмы,
И обещая счастье получения неведомой свободы,
Блокадой ,преклонив в страданий дни.
И вот тогда,они заговорят о деле на крови,
Когда для смерти есть источник вдохновенья,
Виной всему ,представив поклонение любви,
Творящей людям их богоявленье.
Антихристом он сразу по России наречён,
Синодом утверждённою бумагой
И только после мира был указ сей извлечён,
Политикой управив Мира Благо.
Придти на встречу, мир любви перевернуть,
В России заслужив презренье,
И Александр выдержал безгрешный путь,
Сразив врага , величием прощенья.
Он и сейчас на месте Бога возрождён,
За то , что время дал России и солдатам,
Скрестив за Неманом свой час Величия Знамён
Боговоля в любви родным пенатам.
На вере в истины , призвав любви почин,
Словами Бога , открывая дар и званья,
Он смог весь Род,возвысить до Величия Вершин,
Имеющих святые начинанья.
Так вышло в деле ,правду говорят,
Историки взимая в подписях поклоны,
А у истории Величием Любви Божественной горят,
В сердцах,итоги битвы и за ней переговоры.
Преодолённые народом и судьбой,
Того кто первым вышел в поле брани,
Спасая всех, истоком Духа и Душой,
Остановив врага Святыми Вечности Словами.