Глава двенадцатая из повести "Не такая"
Жизнь меняла свои формы со скоростью калейдоскопа не только в школе, но и в существовании нашего дома.
Летом в отделившуюся половину вселились новые жильцы. Случилось это так: во-первых, мой брат, великолепный пловец, спас на Днепре тонувшую девушку. Во-вторых, девушка, мгновенно и по уши влюбившись в брата, возжелала его в мужья. В-третьих, девушка оказалась дочкой очень известного в городе человека - ректора местного пединститута, героя войны, родство с которым открывало перед братом Валеркой неоглядные перспективы. И, наконец, у родителей, несмотря на высокие доходы, никогда не было наличных денег, и посему, решено было продать саму собой уже отделившуюся часть дома со спальней, комнаткой, кухонькой и ванной, которые были построены прежде для нужд прибывающей родственниками семьи... Продали быстро - для готовящейся по всем канонам "высшего света" свадьбе.
Нашими новыми соседями стала очень достойная семья! Дядя Боря и тётя Женя Данники имели двоих детей - старшего сына Борьку и дочку Валю - и были милой, демибилизованной из Прибалтийского военного округа, семьёй. Данники-родители стали прекрасными друзьями-товарищами моим родителям, а Валюха - лучшей моей подругой!
Валюха была долговязой девочкой-подростком, на два года старше меня, а её брат Борька - атлетический парень, с выдающимися спортивными способностями, впоследствии один из самых интересных и востребованных молодых людей в городе.
Я как будто обрела сестру! Мы с Валюхой не расставались все последующие два года, пока дядя Боря с семьёй не переселился в трёхкомнатную малюсенькую квартирку "на вокзале", которую получил, как демобилизованный.
- Девчонки, ну куда же вы запропастились? - взывают мамашки.
А мы, высунув язычки, старательно рисуем совместную книжку о путешествиях пиратов, то есть – про нас. По сюжету, который мы придумываем с Валюхой и записываем его, вместе с рисунками, в толстенный альбом для рисования, нас зовут по пиратски-выспренно: Дадри-Подадри-Кышри-Мадарри-Валке-Маритосян (это Валюха), Кеднё-Мадера-Импа-Вырпи-Вилко-Рокакисян (это я). Мы называем друг друга этими полными именами в знак уважения, даже учим наших родителей употреблять эти пиратские "кликухи". Прошло более 50-ти лет, а я до сих пор их помню... Это - как индикатор памяти, всё ли в порядке с умственными способностями по достижении определённого возраста, как номер машины, пароли ко входам к десяткам программ на компе, как важные памятные даты…
Чем так привязала меня, бунтарку и революционерку, эта длинноногая девочка-подросток? Не подлежит сомнению, что добротой, умом и интеллигентностью, но ещё и физической культурой, к которой были обращены все её стремления!
Они вместе с братом Борькой имели выдающиеся атлетические способности: оба высокие, жилистые, выносливые. Спортивные школы и студии буквально рвали их на части! Валюха, очень скоро после появления в нашем городе, станет чемпионкой по атлетическому многоборью, Борька тоже выйдет далеко за пределы города в своих спортивных достижениях! А я... По крайней мере, я старалась. Валя заставляла меня идти каждое утро с ней на стадион на разминку.
Их атлетическая группа тренировалась там круглый год и при любой погоде, а я в сторонке повторяла то, что было мне доступно: пыталась бегать, прыгать, толкала ядро.
В это же самое время мой брат делал в институте работу по физиологии человека. Он придумывал для меня различные приспособления - обручи с гирьками на больную ногу, типа магнитной "звезды" по образу и подобию модного тогда изобретения профессора Елизарова, гантели, гири, тренировочные стенды.
Брат делал из меня "человека", а я вычитывала и исправляла ошибки в его курсовых работах. Легкоатлетки из меня не получилось, хотя у брата были на меня грандиозные планы:
- Мы с Валей сделаем из тебя вторую Ингу Воронину! - любил говорить Валерка. (Инга Воронина - олимпийская чемпионка, у которой в детстве тоже был полиомиелит).
И - вы не поверите! - но совместные старания начинали приносить свои плоды! Путь в чемпионы был для меня всё ещё закрыт, но в тот период я научилась лучше ходить, подкачала тонкую слабую ногу, бегала, по всем законам жанра, дистанцию с барьерами, метала ядро и копьё.
Подчёркивая нашу неразлучность с Валюхой, мама пошила нам изумительной красоты блузочки из льна, цвета ярких подсолнухов: по подсолнечному фону шла чёрными полосками стилизованная украинская ассиметричная вышивка. Вот мы стоим рядом с ней, длинноногой грациозной девочкой-подругой из моего детства на чёрно-белой фотографии... Где же ты теперь, моя Дадри-Подадри?
Затем я записалась ещё и в студию гребли на байдарках (где я подошла идеально!), а брат меня оттуда срочно "вынул", заметив как непропорционально развивается и нарастает мышцами мой плечевой пояс! Ещё в тот период я увлекалась стрельбой в тире, продолжала быть бессменным вратарём дворовой футбольной команды, начала ходить в походы... Всё это вместе добавляло мне здоровья больше, чем все на свете врачи вместе взятые!
Здесь надо бы ещё рассказать, что в доме появилось пианино. Пианино прибыло из Кубани специальным драгоценным грузом в особом контейнере. Оно было практически неподъёмным - основу его составляла литая серебрянная плита. Чтобы поставить его в доме, пол укрепили специальной бетонной подушкой.
Пианино называлось "Кубань" и было сделано по спецзаказу маминым племянником, в то время - прокурором Краснодарского края, в благодарность папе, что он его выучил в институте и поддерживал в первые годы.
Всё это было очень увлекательно и интересно, но над моей "пацанской" жизнью нависла угроза быть посаженной за инструмент и за бесконечные гаммы и арпеджио. Сначала меня обрядили в капроновое пышное глупое платье и повели на подготовительные занятия к старой учительнице музыки.
Учительница была строгой, нудной и требовательной. Она скептически осмотрела меня и изрекла свой вердикт:
- На концертную славу не расчитывайте! У неё же левая нога не работает - как она с педалью будет управляться?
Затем взгляд её упал на искорёженную огнём кисть правой руки.
- А как быть с этим? Вы думаете, она вот так - раз, два - и заиграет?
- Деточка, пропой-ка вот это, - и она сыграла простенькую мелодию на белом концертном рояле, стоящем в её комнате.
Я завыла своим "фирменным" басом и пропела то, что предлагалось обстоятельствами.
- Хм, слух есть. Ну, что же, попробуем, - сказала учительница и положила в карман щедрое вознаграждение за несколько уроков наперёд.
Я ходила на эти подготовительные занятия, скрепя сердце, отрывая своё драгоценное время от более важных дел. Но нужно было пройти конкурс (больше 20-ти человек на место!) в местную музыкальную школу. Шансов, с моими данными, скажу честно, не было никаких! Даже несмотря на старания мамы, пошившей к этому знаменательному дню бутылочного цвета небесной красоты бархатное платье с кружевным воротничком, призванное облагородить её "пацанку" Вику в глазах почтенной приёмной комиссии.
- Пропойте-ка нам вот это, - сказал пожилой директор школы, взял в руки скрипку и наиграл мелодию.
(По секрету скажу, что я буду бояться этого высокого седого представительного мужчину все семь лет бучения в этой чудесной школе).
Я завыла мелодию своим выдающимся басом. Со временем, чтобы успокоить читателя, скажу, что бас годам к шестнадцати превратится в драматическое сопрано редчайшего тембра, которое будет встречено "на ура" в Камерном хоре московских студентов.
- А теперь простучите в ладошки вот этот ритм!
Я сносно простучала предложенный рисунок. А потом вдруг ясно-ясно почувствовала, что вид моих физических несоответствий не вызывает у комиссии никакого оптимизма, и сейчас, скорее всего, меня проводят за двери и вежливо попрощаются, чтобы зачислить в ученики кого-то более подходящего...
Какой-то хулиганской весёлой отвагой наполнилось моё несовершенное тело и я отбила чечётку, которой так долго обучалась в пионерских лагерях! (В голове крутились кадры из фильма "Повесть о настоящем человеке" по роману Бориса Полевого, когда безногий лётчик отбивает чечётку перед глазами медицинской комиссии.) Раскинув руки в конце, я громко выдохнула:
- Ха!
Члены комиссии громко хохотали, до слёз! А я поклонилась своим будущим учителям и поковыляла к двери, всё ещё сопровождаемая смехом и выкриками:
- Браво! Молодец!
Через два дня на дверях школы, расположенной в одном из немногих оставшихся помещичьих особнячков, вывесили списки двадцати принятых счастливчиков... Моя фамилия стояла в списке первой! Так я начинала свою жизнь в любимой музыкальной школе, рука об руку с любимыми учителями и с музыкой, к которой чувствовала непреодолимую тягу, длиною в жизнь...
С тех пор, как в доме появилась Танька - невеста брата, - жизнь круто изменилась! Танька была доброй девчонкой, но очень безвольной и ведомой, с низковытым IQ и склонностью к алкоголизму.
Пока готовилась "свадьба века", продавалась часть дома, заключались договора о помощи молодой семье между двумя благородными семействами, всех этих качеств видно не было.
Танька вваливалась к нам в дом "под-шафе", вместе со своей мамашей, - известной в городе своим скандальным поведением, балериной и "светской львицей", забиралась на колени к папе Яну и, целуя его в блестящую лысину, ворковала:
- Папочка! Как же я хочу эту свадьбу поскорее! Мы с мамой влюблены в Валерку, как кошки!
Ах, если бы мы тогда задумывались чуточку побольше над всеми этими знаками судьбы...
Семья ректора жила по своим, только им одним понятным законам. Постоянные разъезды героя войны по стране и за рубежом, сменяющиеся один за другим великосветские тусовки в их огромной, по тогдашним меркам, богатой квартире, а, проще говоря, пьянки, толпа молодых обожателей мамашки и пока ещё тайный алкоголизм дочери готовили моему любимому братишке западню...
- Мамочка, родная, спаси меня! - брат сидел на земле перед кирпичным домиком бабушки и колотился головой о двери...
Я его таким никогда не видела. Мой брат, - спортсмен,скромняга и трудоголик, за всю свою жизнь не пробовавший алкоголь и не выкуривший ни одной сигареты, сидел на земле и рыдал, как истеричная девчонка! Сердце не выдерживало этой картины!
- Мама! Они с мамашей надумали делить меня по графику! Мать - нимфманка, дочь - алкоголичка, обе не гнушаются наркотиками... Мама, куда я попал!
Прожил он в семье влиятельного тестя десять месяцев. Получил кафедру физвоспитания и защитил кандидатскую. Потом вернулся домой и даже слышать не хотел первое время о родившейся там не совсем здоровой дочери...
Мама моя, добрейшей души человек, не могла отказать от дома спивающимся сватье и невестке. И часто, когда в доме было не много людей, впускала в одну из дальних комнат "наклюкавшихся до ручки" бывших родственниц, прикрывала их, давала отоспаться и отпаивала их огуречными рассолами, пока папа не прекратил однажды это безобразие! И как вовремя! Мать нашли вскоре со свёрнутой шеей под дверью собственной квартиры. Бывшая жена брата тоже ненамного пережила мать и, спившись окончательно и потеряв человеческий облик, тоже ушла из жизни.
А мой жизненный опыт обогатился знанием такого негатива, который лучше было не знать и не ведать! Когда они вваливались к нам, искать приюта у безотказной Машеньки, я брала ведро с водой, сыпала в него хлорку и ходила следом за пьянчужками, протирая всё, к чему они прикасались. Эта была такая форма детского протеста. Ещё я демонстративно сжигала в костре в саду заграничные шмотки и обувь, которыми меня пытались купить эти две мерзавки.
- Гордая, да? - смеялась мне в лицо старшая, Елена. Ничего, посмотрим, что ты запоёшь, когда вырастешь и придёт пора поступать в институт... На коленях приползёшь!
И я для себя окончательно и бесповоротно решила никогда в жизни не оставаться в городе после окончания школы! Я должна отныне учиться так, чтобы уехать в Москву и поступить там в самый сильный вуз страны! Впоследствии я своё обещание выполнила.
Брат выплачивал алименты на дочку, почти не навещая её - этому воспрепятствовал тесть, взявший на себя её воспитание и образование. Он почему-то считал брата виновным в смерти своих любимых жены и дочери. Какое-то время брата даже вызывали к следователю, но очень быстро сомнения в его виновности отпали - было доказано, что мамашу убили таксисты на междугородней трассе. А дочка добила себя сама алкоголем.
У моего замечательного братишки выработался стойкий иммунитет на институт семьи, а у меня - на женское беспутство. Брата удастся женить только через двенадцать лет, и то только после того, как папа крепко стукнет по столу и решит вопрос в приказном порядке, что так редко с ним случалось по отношению к членам семьи, бесконечно им любимой! Но об этом в своё время. А у меня на носу был уже четвёртый класс.
(Продолжение следует)