слушать, как в тебе говорит пыльца,
хронологию не замыкать кольцом -
будто не станут похожими на отцов,
как им не нравится, когда их сказочку
им рассказывают с конца.
когда их шлягеры станут ретро,
тела – сутулостью,
ничего не останется от бездумности,
бойкой наглости,
выйдут с безалкогольным черниговским
или львовским
на пустынные пляжи
в холодном августе.
как они морщатся, когда говоришь им о неизбежности,
о том, что его рука заберёт даже тех, кто молится,
что циферблаты волчками по кругу вертятся,
что таймер внутри горит, а потом становится.
как эта мысль въедается им под шкуру,
идёт мурашками,
как они боятся её нанизать на свои извилины,
только, знаешь? она и толкает на подвиги и предательства,
интересней смотреть кино зная, что скоро экран раскромсает титрами.
она и становится зорким путеводителем,
вещей пташкою,
лишь она тебя будет вести за руку в ночи морозной,
биться в тебе нерождённым тревожным мальчиком,
выгонять на улицу – трогать руками звёзды.
лишь с ней ты поднимешь на максимум этот жим.
только память о смерти
и делает с нас живых.