Стихийный, сижу вот я на даче один-одинешенек, провизия моя на исходе и водка выпита.
Решил я, как Аафанасьев сказки русские народные детям складывать. Как думаешь, эта ? прокатит?
Ходил-бродил Иван-царевич по болотам, стрелу арбалетну искал, в просторечии «болт» называется.
Вот только наконечник на болте был весь корявый да заусенчатый,
чтобы всадить,
так всадить - по самое дышло и,
чтоб вытащить только с кишкою можно было.
Хотел Иван-царевич паклю с гудроном намотать,
чтобы куда стрела приземлится,
там и пожар возник;
где все ясным пламенем горесть будя,
там, значит и суженная-ряженная его с хлебом-солью да чекушкой поджидает.
Одним словом,
ходил-бродил Иван-царевич по мутной болотной жиже,
нюхал сероводород,
да грибочками закусывал.
Да так умаялся,
так умудохался,
что прикорнул на пеньке гнилом-замшелом,
а потом мордою в грязь упал.
Дальше и писать-то особливо не о чем.
Сидит жаба на опухшей харе Вована,
да бородавки лапой потирает. . .
Все что было дальше, вы знаете.
Вот только когда шкурку Лягушка-царевна на ночь сняла,
да сексом неистовым Ивана попотчевола,
Иван на радостях в огонь вместе со шкурою челюсть вставную,
да глаз пластиковый вместе с протезом тазобедренным,
в камин бросил.
Девица-то «Ничего Так» предстала пред царевы очи:
и кожа бархатна,
и голос надтреснуто-звонок,
вот только на одной ноге стоит,
как избушка на курьих ножках,
ясным "очем" моргает,
как диво одноглазое,
да улыбается до ушей ртом беззубым.
Но повезло Ивану вот в чем.
Не стал Василису Прекрасную Кащей Бессмертный обратно похищать,
хоть и шубу из легушачьего меха Иван-царевич в огнь бросил.
А зубы у всех знаменитых не свои, а фарфоровые на штифтах.
Да и не в этом счастье.
А что любовь зла - не верте. Добрая она, любовь. У Ивана тоже там протез был, а Василисе это и не важно. . .