Вечерняя сгущалась тишина...
Я мыла раму тёмного окна,
мне улыбалась бледная луна
всё шире,
часы сияли медью старых гирь...
И вдруг из мыльной гущи, как упырь
возник огромный розовый пузырь
в эфире.
Нахально ухмыляясь, обормот
глядел в упор на мой раскрытый рот,
затем включил внезапно задний ход
и — в кухню.
Там, ловко приземлившись на стене,
задвинул речь о Гесте и Моне,
а я мечтала — как бы только мне
не рухнуть...
Он перешёл на Кафку и Трюффо,
заметил, что Сафо — не комильфо
и обозвал кумира моего
ехидной.
Хотелось крикнуть: « Зря Вы, сударь, зря!
Мне безразлично мненье пузыря,
но за культуру, честно говоря,
обидно.»
Не прекращался дикий монолог,
болтун вещал, а выслушать не мог,
его бесили Лермонтов и Блок,
и Уилсон...
Тогда в тоске от жгущих душу ран
я запустила в дерзкого стакан,
пузырь надулся, сел под водный кран
и ...смылся...