вот стоишь улыбаясь, сломан, до мяса вспорот.
раньше город защитой был, а сегодня город
нависает атлантом, вычерненной громадой.
повторяй про себя «пожалуйста, ну не надо,
сжалься, помилуй, сделайся милосерден,
не о смерти молю, пускай и хотелось смерти»
не заметив тебя, город смял и впечатал в землю.
надрывайся теперь, кричи – мертвецы лишь внемлют.
громыхают в груди десятки твоих историй
мелкой галькой, пустой породой с развалин Трои,
Карфагена ли, Рима – это неважно даже.
ты в праве жить, пока голос твой в продаже,
пока на него есть спрос, спрос на то, что пишешь,
только смирись, что сам ты при этом – нищий.
пусть не верит Москва слезам, но холодный Питер
дожидается их. он их высосал, выжрал, вытер
из пустых глазниц, чтобы слякоти было меньше.
ты отныне пустой, влюбляйся в пустые вещи,
посмотри на себя – ты остов, скелет; смирись же,
выкрасись в рыжий, чтоб ненавидеть рыжих,
стань же громаден, абстрактен и неуютен,
чтобы издалека любовались люди,
трепетно почитая, как символ, идол,
воплощение города; чтобы вид твой
выпускать в тираж газетка могла любая.
вот и стой так – наружу мясом и
улыбаясь.