...верила не делу, а словам.
Запросто входила в положенье,
жертвовала многим сбереженья,
обещавшим - "Я клянусь... отдам"!
Отдавали... Сплетней да хулой...
Плутовато воротили рожи
иль за спины прятались прохожих -
"Я не я. И, знать, должок не мой".
О её умении прощать
знали все. И пользовались этим.
Оттого всё чаще неприветна,
холодна была её кровать.
Темою больною для подруг
стала жизнь её... мужья-злодеи...
Предлагались новые идеи,
кастинг джентльменов. Но каблук
туфельки тянуло вновь к дерьму.
Разом все советчицы смолкали,
не надоедали, не мешали
в новом "друге" проявиться чму!..
...Что о ней хотел поведать я?
Значимого, важного? Другого...
Женщина ведь поверяла Слову
каждую минуту бытия...
Предо мной лежит её тетрадь.
В ней - печаль и радость, боль и шутки,
детство без отца, больная мать,
первая любовь и незабудки...
Но судьбе... проклятий нет нигде,
нет в жилет читателя сморканий,
на людскую низость нареканий,
битых фраз о божеском суде...
Мне поговорить бы с ней сейчас,
выразить восторг и восхищенье...
Позвонил. А в трубке: "К сожаленью,
сорок дней, как нет её средь нас"!..
И гудки... Но кто ж тетрадь принёс?
Или, может быть, прислал по почте...
Кто к прочтенью траур приурочил,
доведя редактора до слёз?..
Завтра пусть директор, он - главней,
сам решит, как мы возьмём в работу
рукопись... И, если надо, квотой
я своей пожертвую. Чёрт с ней.
Что-то я в себе недоглядел...
Или в нём... Но он сказал в итоге:
- Книге быть! Тетрадку - в техотдел.
Что стоишь? Считай, так нужно Богу!..