- Что случилось, тётя Шура? Может, скорую вызвать? - всполошился я, когда на пороге,задыхаясь от одышки и слёз, показалась моя родная тётя Александра Ивановна. Мы в то время жили в финском домике, купленном по дешёвке под снос и пристроенном к чулану её дома. Так что при необходимости она вполне могла подать сигнал бедствия, выйдя в сенцы и стукнув в нашу стену.
- С Васькой несчастье,- еле выдохнула она.
У меня отлегло от сердца. Я-то думал, что ей самой плохо. С ней частенько случались приступы, и я бегал к ближайшему телефону вызывать скорую. Приезжали, делали уколы и всё до поры до времени обходилось более-менее благополучно до следующего приступа.
- Где Васька-то? - спросил я, когда, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, нырнул в прихожку, переходящую в крохотную кухоньку.
- А вон - под табуреткой...
Действительно, кот сидел там и, тревожно мерцая глазами, диковато по-змеиному шипел, когда мы пытались вытащить его оттуда. Это шипение время от времени переходило в басовитое подвывание. Судя по всему, Васька страдал не только от боли, но и от безысходности своего положения.
- У него железка какая-то на ноге,- жалостливо сообщила мне тётя.
Подняв табуретку и ухватив всё-таки забившегося под неё кота, я обнаружил на его передней лапе тускло блеснувший металлом крысиный капкан. Передав Ваську Александре Ивановне и наказав ей держать его покрепче, с трудом разжал стальные челюсти жестокого орудия охоты на грызунов. Васькина лапа была ими перебита и тут же беспомощно обвисла. Сообща, как могли, наложили из подвернувшегося под руку материала шину и повязку, предварительно смазав рану йодом, отчего кот дико взвыл и какое-то время продолжал свой жалостный концерт, чередуя басовитые и высокие ноты, разбавленные шипением.
По характеру Васька был в чём-то схож со своей хозяйкой. Он чурался ребятишек и из всех домашних признавал только тётку, хотя и мы пытались его прикормить и приручить. Миску с какой-нибудь вкуснятиной он аккуратно вылизывал, но только когда рядом никого не было. А на сближение ни с кем не шёл. Ярко-рыжий, я бы даже сказал, солнечно-оранжевый, Васька был тёткиным любимцем и по существу единственной точкой приложения её дремавшей где-то в глубине души женской нежности. Тётка была старой девой. Почему так сложилась её судьба, не знаю, а лезть в душу к прожившей всю жизнь в одиночестве престарелой женщине ни моя супруга, ни, тем более, я не решались.
Экономная, а порой и прижимистая, тётя слабо ориентировалась в элементарных жизненных ситуациях и в общении с нами не делала обычных скидок на возраст, путая взрослую психологию с детской.
А между тем два наших сына отличались друг от друга, как небо от земли. Старший,- уже школьник, - примерный во всём и послушный. А младший, - детсадовского возраста, - озорник, способный на самые неожиданные поступки. Он-то чаще всего и расставлял подводные камни, на которые постоянно натыкалась "бабашка Шуля" в своём плавании по подворью. Случайно брошенные им слова она воспринимала порой за оскорбление. И жаловалась. А мы, хотя и журили ребёнка, всё же, по возможности, не препятствовали проявлению его чудачеств: то он по всему кварталу разбросает свою одежду, а потом искупается в луже, то без спроса уйдёт смотреть "палавоз" на проходящую поблизости железную дорогу... Доставалось от него и Ваське. Разве мог малец обойти стороной это рыжее и пушистое создание? То за хвост его цапнет, то за горло... Но не со зла, а по недопониманию, что к живности надо относиться бережно, с лаской...
Но, как бы то ни было, кот вскоре поправился. Лапа у него срослась, и он перестал хромать. После того памятного случая с капканом Васька заметно потеплел ко мне. Охотно брал из рук пищу, особенно рыбу. А позже, когда я по выходным возвращался с рыбалки, встречал чуть ли не за квартал и, заплетая мне ноги, тёрся о них. И откуда только мог знать, шельмец, когда и с какой стороны я вернусь? Воистину непредсказуема и необъяснима кошачья интуиция!
Но и она однажды подвела. Вновь пришла заплаканная и расстроенная тётя Шура и пожаловалась:
- Опять что-то с крестником твоим стряслось. Ничего не ест, ходит, как пьяный
Не знаю, что и делать с ним...
Попытались отпоить Ваську молоком, силком разжимая его судорожно сжатую пасть и вливая в неё тёплую белую жидкость. Но... видимо, поздно. Васька, хотя особо и не сопротивлялся, однако молока почти не глотал. А под конец этих процедур, весь вымокнув, забился под шкаф, где и испустил дух. Кто стал виновником его смерти, мы так и не узнали. Возможно, те же люди, что и капкан ставили. На этот раз насыпали яду на что-нибудь съестное - он и купился.
Больше всех убивалась, конечно, по Ваське тётя Шура. Но и мальчишки изрядно взгрустнули. Вместе с ними мы завернули кота в чистую белую наволочку и молча закопали моего крестника во дворе под вишнями. А в память о Ваське взяли с улицы беспризорного серого котёнка, которого назвали Дымком. Но это уже совсем другая история.