Неказистая избёнка
в нашей тихой стороне.
За божницей — «похоронка».
Третий год пошёл войне.
На полатях Танька с Мишкой
ждут, кто первый заревёт.
Есть хотят, а мамка слишком,
слишком долго не идёт.
А Матрёна без надежды
обежала полродни -
всей бригаде, как и прежде,
не закрыли трудодни.
Но нельзя ей поневоле
даже в петлю от тоски.
И в стерне на сжатом поле
разглядела колоски.
Оглянулась подбирая -
пропустило сердце такт -
сзади едет легковая
по просёлку на большак.
И, качнувшись на рессорах,
заворачивает к ней.
И гремит басок весомый:
«Подойди сюда! Живей!
Оторвать тебе бы руки!
По району недород.
Героические муки
принимает весь народ.
До последнего патрона
бьются братья и отцы!
Что ж, ответишь по закону.
Распустились, подлецы!
Залезай скорей, не мекай!..»
Тесно, золото погон.
Дорогим пропах «Казбеком»
«эмки» новенький салон.
Дремлют, выпившие в меру,
ну, Матрёна, быть беде:
три красивых офицера -
райотдел НКВД!
Вёрст семнадцать прокатили,
и уже на мостовой
«Ладно, баба, пошутили!
Топай, глупая, домой!»
Козырнул горластый чётко:
«Больше, тётка, не дури!»
И стояла молча тётка,
Ну а тётке - двадцать три.
Шла всю ночь домой Матрёна,
лишь к утру пришла в село.
И шептала изумлённо
всю дорогу: «Повезло!».
И сельчане немудрёно
так острили у двора:
«Повезло тебе, Матрёна,
Покатали задарма!»
***
Над моей родной сторонкой
пролетело столько лет!
Нет матрёниной избёнки,
и самой Матрёны нет.
Лет уж тридцать, как ей домом
бугорок сухой земли.
Ну а Мишку два «Фантома»
над Ханоем подожгли.
А вот внучки нашей Тане
пусть не часто, но звонят.
Говорят лишь о недавнем,
о войне не говорят.