Леонид Николаев до одиннадцати лет
не мог ходить: то ль голод, то ль предки.
Рахит оставил свой стойкий след –
рост – полтора при наличие кепки.
Он рос неуживчив – четырнадцать мест
сменил за десять лет работы.
А кто не работает, тот не ест.
Дети, жена – сплошные заботы!
Уж полгода как без работы он.
С партархива уволен (тоже мне место!)
ему б в подчинение дать батальон,
или назначить начальником треста.
Куда только жалобы он ни писал:
в губком, Ленсовет, ну а позже - Сталину.
Готов был поверить, чудак, в чудеса,
но письма все без ответа оставлены.
В нём злость закипела, и вызрел план:
месть за обиду – обидчик Киров.
Был у него револьвер системы наган,
он любил пострелять из нагана в тире.
Он им покажет, кто есть Леонид.
Пусть его не считают за слабого.
На весь мир этот выстрел его прогремит,
как выстрел народовольца Желябова!
Он вёл дневник, чтоб потомки могли
взять факты для его биографии,
в которой о нём как о пупе Земли
могли бы судить, а не члене мафии.
Он был одиночкой. В зиновьевский клан
никогда не входил и в оппозиции.
Всё должен решить непременно наган:
его проблемы, его амбиции.
Сначала хотелось ему передать
Лично Кирову своё прошение,
но тот с охраной, ни дать – ни взять.
(Это нашло в дневнике отражение.)
И вот 15 октября чекисты
его схватили, то было в их стиле.
В портфеле разрез, чтобы выхватить быстро,
Но чекисты с наганом его отпустили.
То ли отпустили по указанию Запорожца,
то ли не подозревали о диверсии.
Нам лишь догадываться остаётся,
Какой при этом придерживаться версии.
В дневнике есть фраза, обращённая к жене:
«Ты могла б мне помочь…» Не понятно как-то:
то ли в трудоустройстве с Кировым наедине,
то ли в совершении им теракта?