Еще одна соленая звезда
На небесах восточных засияла
Наследницей бесстрашного начала,
Предвестницей правдивого суда.
Еще одна влюбленная душа
Над милою темницею взметнулась,
На стражников жестоких оглянулась
И унеслась, свободою дыша.
Еще один Христов слуга убит,
И пагуба на землю наползает,
И враг врага келейно поздравляет,
И с другом друг молитвенно скорбит.
За многими – и Павла Адельгейма
Сразила сталь. Наставник, брат, отец,
Он ревностно сводил чужие клейма
С ушей и век евангельских овец,
Священное призванье исполняя,
Напоминал, делился, утешал,
Доказывал, что вывезет – прямая,
Что доброта выносливее шпал,
Что можно быть достойным огорчений,
Ниспосланных для испытанья сил,
Изведал вкус признаний и гонений
И честный путь мученьем завершил.
Его трудом в приходах разоренных
Церковный дух обрел живую плоть,
И проповедь, сойдя с высот амвонных,
Сумела грех привычный побороть.
В его руках разбитое срасталось,
Уставшее – в цвету возобновлялось,
Как общего служения оплот,
Возник приют для страждущих сирот,
К подвижнику с надеждой устремлялись
Ученики со всех концов земли,
Сердечных уз пределы расширялись,
И Царствие стояло невдали…
Безумца ли дрожащею рукою
От пастыря стада отлучены?
По простоте ль внимательной Москвою
От псковских дел глаза отведены?
Архиерей ленивый и лукавый
Не прежде ли радетеля терзал,
В приходский быт вонзая, как кинжал,
Скупой запрет и окрик величавый?
Не потому ль нахрапом и ползком
На Павловы писанья покушались,
Что догмата о церкви – языком,
Не жизнями роскошными касались?
В последний день Владыка разберет,
Кто искренне кадил, а кто сексот,
Кого в чину с пророками прославить,
Кого во тьме скрежещущей оставить,
Кому для нег воскресшие тела,
Кому они нужны для наказанья, –
Не избежим работы узнаванья,
Увидим все без мутного стекла.
До тех же пор из ангельского сейма,
Текущего по высоте высот,
В ночной глуши нам знаки подает
Веселый свет страдальца Адельгейма.