Мой дом разбили немцы в сорок третьем
И восстанавливал, с войны вернувшись, дед.
Вновь крышу крыл, цедя сквозь зубы междометьем,
Под звуки мира и под яблоневый цвет.
Латал простреленную стену, правил двери,
Беспечных ласточек приветствуя кивком.
И неохотно - про войну и про потери.
Был скуп в ответах на вопросы о таком.
И дом поднялся. Из руин воскрес на славу.
Ему бы шёл теперь восьмой десяток лет...
Но вновь попал и под обстрел, и под расправу.
И не зажечь в разбитых окнах мирный свет.
Сгорел старик, не смогший встать с кровати.
Меня там не было. Я был тогда в плену.
Там враг пытал меня, хоть мы по крови - братья.
Но продал он меня за малую цену.
Там крест мне выжгли папиросами на теле -
Такой доподлинно всю жизнь теперь нести.
Держали в яме, рассуждая о расстреле.
Там для побега - ни надежды, ни пути.
Но я вернулся. Нас, как скот, своим продали -
Голодных, раненых, избитых, без бинтов.
Мы не от боли - от предательства рыдали -
Не от удара силы, а от русских слов.
Тот, что пытал меня, подшучивал сквозь зубы:
-Стань на колени. Славь Бандеру - Бог с тобой.
А я крыл матом. И серчали "боголюбы",
По полю минному гоняя нас гурьбой.
Но выжил я. Из злости ли, везенья...
И кто-то в госпитале правду мне сказал...
Что, мол, домой тебе не будет возвращенья.
Воюй за деда, как он прежде воевал.
С больничной койки я сбежал пораньше срока.
До дома чуть ли не ползком доковылял.
Там тлела истина, как водится, жестока.
И ветер пепел мне в лицо со злом швырял.
13.03.2015