Герой Нашего Времени... точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии
М.Ю. Лермонтов
Стоит ли читать произведение, по которому поставлен спектакль, прежде, чем на него (спектакль) отправиться? В случае с РАМТовской постановкой «Приглашение на казнь» ответ однозначен: стоит! При абсолютной идентичности набоковской книги и режиссерской работы Павла Сафонова (хотя, разумеется текстовые потери при любой сценической адаптации неизбежны) смысл театрального действия для неподготовленного – пусть даже и начитанного, интеллигентного – зрителя остается темным. Пожалуй, действительно, самое смелое художественное решение сегодняшнего дня – это поставить пьесу так, как она и написана автором. Безусловно, постановку можно считать творческой удачей прежде всего режиссера – молодого и амбициозного, как и сам театр, Павла Сафонова – и автора пьесы Михаила Палатника.
У каждого театра – свое лицо, свой неповторимый стиль. Молодому коллективу РАМТа тяжело спорить с корифеями – и, тем не менее, художественный руководитель театра Алексей Бородин находит убедительные аргументы в этом споре. Безусловно, его театр – это центр притяжения молодежи, причем молодежи интеллектуальной. Нет сомнений, что скоро зрительный зал заполнится и людьми старшего поколения, которые ценят не только актерскую игру, режиссерский талант, но и (что в первую очередь характеризует РАМТ) очень стильный репертуар бородинского коллектива.
Пожалуй, ни один театр Москвы не может сегодня похвастаться таким ярким литературно-интеллектуальным выбором постановок. Литературным – потому что коллектив смело берется за самые неочевидные с точки зрения сценографии произведения, вспомним хотя бы «Будденброков», полную версию которых в РАМТе блестяще реализовали на сцене в формате обычного трехчасового спектакля. Интеллектуальным – потому что театр не боится и даже тяготеет к самым актуальным, а зачастую модным и – не будем бояться этого слова! – культовым произведениям современности или не столь отдаленного прошлого. «Приглашение на казнь» во многом одиозного писателя Владимира Набокова – убедительный тому пример. Что касается актуальности постановки, то жанр трагифарса как нельзя более понятен в условиях сегодняшней жизни.
Итак, сюжет. Главный герой Цинциннат предстает перед нами в самые страшные минуты – момент ожидания смертной казни. Хохоча и гримасничая, толпа сомнительных судей обвиняет его в том, что он «непрозрачен», что у него есть убеждения, от которых нельзя отказаться, ибо это значит предать самого себя. Нет, он никого не убил, не ограбил, он не сделал ничего. Просто он – другой. И это страшно. Не для Цинцинната (ведь он даже не понимает, что он особенный. Какой особенный? Такой же, как все). Это пугает его судей. Да, быть собой – слабым, испуганным, талантливым или бездарным, но собой! – страшнейшее преступление. Кажется, что все происходящее – просто сумасшедший дом, где нормален только главный герой.
О том, что постановка – именно «сумасшедший дом», фарс и балаган, зрителю постоянно напоминают и веселая «цирковая» музыка, и клоунский грим актеров, и утрированные жесты персонажей. Надо сказать, что набоковское произведение требует от артистов второго плана едва ли не большего, нежели от главных героев. Они должны стать реквизитом, декорацией, лишь подчеркивающей абсурдность происходящего. И – отдадим должное Илье Исаеву, Дарье Семеновой, Янине Соколовской и другим – им это виртуозно удается.
Вообще, спектакль наполнен разнообразными «фишками», которые, складываясь вместе, служат той же цели. Чего стоит только маленький эпизод, в котором судья бьет муху, а раздается звук, так напоминающий удары судейского же молотка. Белые лица с кукольным румянцем и подведенными глазами, карикатурный паук – любимчик тюремного директора, стилизованные танцевальные движения, многочисленные звуковые повторы, авангардная сценография. Яркие локальные цвета – красный, желтый, синий – и геометрические формы декораций не только создают абстрактный, угловатый, нереальный мир героев пьесы, но и отсылают зрителя к работам советских художников 20-х годов, словно перекидывая мостик между набоковским временем и днем сегодняшним. Несомненно, отдельных слов заслуживает художник постановки, лауреат премии «Чайка» Николай Симонов, чей узнаваемый стиль как нельзя лучше «идет» этому спектаклю.
Вообще, слово «стильный» очень точно характеризует «Приглашение», хотя и есть в этом эпитете какой-то иронический подтекст. Но вот спектакль Сафонова со товарищи именно стильный, он так же не похож на другие постановки, как сам РАМТ отличается от остальных театров Москвы, да что там! – как индивидуален герой Е. Редько Цинциннат по сравнению с окружающими. Нелишне напомнить, что сценизация набоковского романа – едва ли не единственная в России на сегодняшний день. И в этом тоже заключается бесстрашие и та самая пресловутая стильность Молодежного театра. Возможно, это и привлекает к нему симпатии нового поколения театралов. И эта постановка – прежде всего для них, тех, кому еще нет и тридцати и кто выбирает свой путь в жизни, как бы пафосно это ни звучало.
Хотя не актерская игра определяет «лицо» театра, в настоящем спектакле артисты, безусловно, на высоте. И в первую очередь касается это, как ни странно, не главного героя в исполнении Евгения Редько (ибо уровень его мастерства хорошо известен театралам), а знакомого широкому зрителю по сериальным работам Петра Красилова. Именно «телевизионное прошлое» заставляет ждать появления актера на сцене с некоторым скепсисом: «Ну-ка, покажи, а способен ли ты замахнуться на настоящее искусство?» Красилов отвечает дерзко и убедительно: «Еще как способен!»
Его герой Пьер – персонаж и тонкий, и умный. Что ж с того, что профессия у него – палач? И, право, ничего удивительного для современного зрителя нет, если для выполнения своей работы Пьер считает нужным войти в доверие к осужденному, живя рядом с ним и не раскрывая своей сущности. А что такого? Тонкие и умные сейчас именно так и действуют. Вообще, очарование зла особенно очевидно в этой актерской работе. Возможно, решение это очень опасное, и Сафонову следовало бы отдать роль актеру менее обаятельному, но, отвлекаясь от нравственной стороны вопроса, следить за этим невероятно увлекательно.
А что же главный герой, про которого Павел Сафонов говорит, что это «фантастический образ Набокова, говорящий об индивидуальности, бескомпромиссности»? Итак, Цинциннат, герой без прошлого, и как с первых же минут понимает зритель, уже и без будущего. Ибо действие начинается в зале суда, где судят за несуществующие преступления, приговор произносят шепотом и куда нас именно вежливо приглашают на казнь. Так сказать, будьте любезны, господа.
В чем же заключается та самая вина, влекущая за собой совершенно неотвратимую гибель, пусть и время ее издевательски не известно? Режиссер Сафонов вместе с Набоковым утверждает: это непохожесть на других, «непрозрачность». Но так ли это на самом деле? Возможно, зритель по окончании спектакля придет к другому выводу. Непохожесть? Да полно, так ли отличается Цинциннат от окружающих? Слабый, кажется, талантливый, кажется, неплохой человек… Но сколько таких? Позволяющих читать собственные личные бумаги, нуждающихся в чьем-то внимании, любящих похотливую безнравственную жену, которая не стесняется ради краткого и, в общем-то, ненужного свидания с мужем отдаться тюремному надсмотрщику... О нет! Цинциннат – всего лишь один из многих. И даже не лучше этих многих. Ибо разве герои говорят: «Если бы я знал, сколько у меня времени, я бы что-то написал…»? Герои – пишут.
Да и сама ситуация, когда человек не знает, сколько у него времени, что ждет его впереди, – разве не отражение действительности, в который существует каждый? Лучше всего об этом говорит эпизод, в котором Цинциннат, стоя на лестнице, пытается заглянуть за тюремную стенку, а сторож (персонаж явно второстепенный, «негероический») обыденно говорит: «Ничего там не видно, я уже пробовал».
Да, Цинциннат – один из многих. Он не герой в подлинном смысле этого слова. Но что есть герой сегодня? Человек с железными мускулами? Ловкий делец? Успешный баловень судьбы? Быть героем сегодня – значит, просто быть собой. Пусть даже неудачником. Самым обыкновенным, но с убеждениями, чувствами, мыслями. Мы все обыкновенные люди. Так в чем же тогда инаковость Цинцинната?
Вот разве что в этой удивительной вере в свой собственный лучший мир, иное бытие. "Он есть, мой мир, его не может не быть, ибо должен же существовать образец, если существует эта корявая копия". И это инобытие действительно становится реальным для Цинцинната. И этот мир – уже не здесь, а в неведомом там, куда прямо с эшафота легким танцующим шагом уходит несчастный – или счастливый – герой нашего времени.