Казус Борхеса

Георгий Куликов
Хорхе Луис Борхес (фото из Интернета)



ОБ ОДНОЙ НЕЗАМЕЧЕННОЙ ПОДМЕНЕ


     Известно высказывание Пушкина: «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная».  Великих, в общем-то, немало… Но аргентинский национальный поэт, новеллист («фантазийная» проза)  и маэстро философской эссеистики  Хорхе Луис Борхес (1899 – 1986), на мой взгляд, более, чем кто-либо, подходит для упомянутой науки.  С иными его суждениями можно, конечно, не соглашаться, но с тем, что бесподобная игра его ума необоримо  притягивает  читателя-интеллектуала, не согласиться нельзя.
     Борхес щедро одаривает изящными (хотя и колкими!) парадоксами.  Например: «Явь реальна только тогда, когда она – сновидение». Или же такой: «Я в загробный мир не верю, но им интересуюсь».  Можно  дополнить: «Не смерти я боюсь, а бессмертия».  «Но я воспринимаю смерть, – говорит он в одном интервью (1969), – мою собственную смерть, не как нечто драматическое, а скорее, как надежду». (1)  Пусть даже  в том же интервью мыслитель  признаётся: «Я не уверен, христианин ли я», –  его восприятие смерти, как надежды, вполне  христианское. Примиряют меня с «маловером»  Борхесом и такие его высказывания о Христе: «Независимо от нашего маловерия Христос – самый живой образ в памяти человечества. (…) Никто (кроме Христа – Г.К.) до такой степени не повлиял и не влияет по сей день на ход истории» (2).
     Много «въедливого» интереса Борхес уделяет  мифологии, теологии, религии. А если взять шире – всем крупнейшим мистическим учениям. Но всё это он  приводит к одному знаменателю: ЛИТЕРАТУРА.
     Писатель с младенческих лет возрастал среди стеллажей огромной домашней библиотеки. В ней его отец собрал всю английскую классику! Недаром же и Борхес владел английским, как родным испанским. Английские писатели даже потом острили, что Борхес – английский писатель, пишущий по-испански. Почти 10 лет (1937 – 1946 гг.) он работает «хранителем» в муниципальной библиотеке. С 1955-го по 1973-й Борхес  занимает пост директора Национальной библиотеки Аргентины. А выйдя на пенсию и переехав в Швейцарию, он постоянно пропадает в центральной городской библиотеке Женевы. Здесь, среди книг, его сердце. Ими он живёт! «Если бы я не писал, не размышлял о литературе, – говорит Борхес, – то был бы глубоко несчастен... Литература для меня – самое подлинное на свете, гораздо более подлинное, чем даже сама моя жизнь» (3)
     Лауреат  премии  Сервантеса (1979) – самой престижной в испаноязычных странах награды за заслуги в области литературы! –  Борхес написал несколько работ, посвящённых бессмертному роману Мигеля де Сервантеса Сааведры «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».  Здесь же я хочу остановиться  на его краткой заметке «Скрытая магия в «Дон Кихоте», а точнее – на одном лишь её эпизоде:
     «В шестой главе  первой части священник и цирюльник осматривают библиотеку Дон Кихота; удивительным образом одна из книг – это «Галатея» Сервантеса, и оказывается, что цирюльник – его друг, который не слишком им восторгается и говорит, что автор больше преуспевает в злоключениях, чем в стихах, и что в книге этой кое-что удачно придумано, кое-что намечено, но ничто не завершено. Цирюльник, вымысел Сервантеса или образ из сна Сервантеса, судит о Сервантесе…»
     Заметку Борхеса я прочёл в академическом издании  романа (М.,Наука, 2003. Серия «Литературные памятники». Цитируемая фраза в 1-м томе, стр. 460). Над  выпуском серии трудились маститые филологи… В «Приложениях» к этому тому – добротные исследования современных учёных... В «Дополнениях» – публикации о «Дон Кихоте» известных писателей… Заслуживает всяческого уважения и редакционная коллегия серии. Книга, как принято в  изданиях такого рода, снабжена подробными научными комментариями.
     Читатель, недоумевая, может спросить: когда речь о конкретных словах Борхеса, к чему  сей отчёт о писательских откликах, добротных исследованиях  и  «научном оснащении»? Отчасти, признаться, написал его и от радости за  российского читателя. Впервые у нас так богато (во всех отношениях!) издан  роман,  которому Достоевский дал наивысшую (какая только может быть!) оценку: «Эту самую грустную из книг не забудет взять с собою человек на последний Суд Божий…»  (4). Понятно, что здесь подразумевается лишь одно: этой книгой человечество перед Богом должно оправдаться. Во-вторых (хотя бы косвенно!),  мне хотелось намекнуть  на то, что в таком  издании не должно быть никаких огрехов – ни в тексте романа, ни в статьях и комментариях, ни в полиграфическом исполнении. В издании, следует напомнить, юбилейном: ведь оно посвящено четырёхсотлетию «Дон Кихота».
     И всё же один огрех (причём, существенный!) я обнаружил. Он сокрыт (затаился!)  в опубликованной мною  цитате из Борхеса. В этом же томе напечатана первая часть  романа. Поэтому здесь легко  сверить приведённый Борхесом эпизод романа с текстом самого романа. Другое дело, что при чтении столь почтенной книги (академическое издание!) никому и в голову не придёт это делать:  что-то совсем уже запредельное!  И я не стал бы сверять, если бы не свежая память только что перечитанного романа.  Что-то здесь не то! – сомневался я,  читая  Борхеса. – Что-то тут не стыкуется! И «подсознательное беспокойство» было столь велико, что я решил для сравнения найти в романе исследуемый эпизод. Вот сей диалог, на странице 58-й:
     «– Это «Галатея» Мигеля де Сервантеса,  – ответил цирюльник.
–  Много лет уже я дружен с этим Сервантесом и знаю, что у него больше опыта в несчастиях, чем в стихах. В его книге есть выдумка, в ней кое-что начато, но ничего не закончено. Подождём обещанной второй части. Быть может, исправившись, он заслужит наконец того снисхождения, в котором пока ему отказывают; а до тех пор подержите его у себя в заточении, сеньор.
– С удовольствием, – ответил цирюльник…»
     А теперь предлагаю читателю ещё раз прочитать цитату из статьи Борхеса. Легко заметить (о, ужас!): он священника заменил цирюльником! На самом-то деле не цирюльник, а священник – давний друг Сервантеса. Священник  и «судит о Сервантесе». Мне могут возразить: не всё ли равно, кто судит?  О, нет,  отнюдь не всё равно! Во-первых, потому,  что в обсуждении достоинства книг библиотеки Дон Кихота обстоятельные комментарии священника Перо Переса несравненно глубже  замечаний цирюльника  Николаса. Вспомним  также о том, что в  «Галатее»  стихи занимают едва ли не половину её объёма, а священник в своих метких суждениях о поэтических книгах выказывает не только верный эстетических вкус, но и любовь к поэзии. Он друг поэтов – друзей Сервантеса и закадычный друг Дон Кихота. Нельзя также не заметить, что священник чуть ли не все  «книги со стихами», собранные Дон Кихотом, спасает от огня!   При этом учтём, что Перо Перес не простой священник, а лиценциат, т.е. имеющий первую учёную степень, которая даёт ему право преподавать в средних учебных заведениях. 
     Кстати напомнить, что и Рыцарь Печального Образа умеет слагать стихи. Умеет (причём, со знанием дела!)  рассуждать о поэзии. Может точно судить  и о художественном переводе. Между прочим, именно ему принадлежит сравнение (ставшее классическим!)  поэтического перевода с узором изнанки фламандского ковра, лицевая сторона которого сравнивается с оригиналом (5).
     Из всего этого напрашивается грустный вывод: подмена, совершённая Борхесом, совсем не безобидна! Она кардинально смещает смысловые акценты. В известной, конечно, мере даже  принижает  Сервантеса, превратившегося с лёгкой руки Борхеса в друга малообразованного цирюльника.
     Почему же Борхес подменил?  Разумеется, не может быть и речи о том, что  подмена была сознательной. Намеренно искажать любимого автора он бы не стал. Тогда в чём же тут дело?  Аберрация памяти? Можно сказать и так. Однако рокировка, как мне кажется, имеет не случайный характер. В трудах Борхеса, где он так или иначе касается христианства, нетрудно заметить, что  сердце его, как ракушка с прижатыми створками, закрыто для религиозного чувства: восприятие писателя чисто умозрительное!  Он крещён, но от церкви весьма далёк. Отсюда, а также от маловерия, в коем  Борхес хоть и с иронией, но честно  признавался (а порой называл  себя и неверующим!) (6),  ироничное  отношение  к священнослужителям. Всё это можно назвать потаённой мотивацией, причём достаточно, как оказалось, сильной, чтобы подтолкнуть писателя на слепую подмену.



ПРИМЕЧАНИЯ

(1)Хорхе Луис Борхес: «Историк – это пророк, предсказывающий прошлое» (фрагменты беседы Андре Кампа с писателем). Литературная газета  02.08.1989
(2)Хорхе Луис Борхес. Личная библиотека. (Сто томов Книги Книг сквозь счастье и сон). Книжное обозрение «Ex libris НГ» 26.11.1998
(3)См. примечание 1)
(4)Дневник писателя. 1877, сентябрь. Гл.II, 1. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч., Л., Наука, 1984. Т.26. С.25
(5)Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Том первый: глава XXVI. Том второй: главы  XVI, XVIII, LXII
(6)Из бесед Х.Л.Борхеса с Антонио Каррисо. Хорхе Луис Борхес. ПИСЬМЕНА БОГА. М., «Республика», 1992. С.421


Эссе опубликовано в августовском выпуске (№130) Литературной газеты Архангельской области «Графоман». Главный редактор газеты Николай Павлович Васильев. Его страница на Стихире (Учитель Николай):
http://www.stihi.ru/avtor/uchitelrulit