Пока, на шомпол солнечный нанизаны,
пищат кадриль цыплёнки табака,
мой дом, под ребра сдавленный карнизами,
из окон выдыхает облака.
Обычный дом с прихожими и ванными,
с оплаченным по счёту кипятком,
но, как там это было у Иванова, —
мелодия становится цветком.
И день цветёт и сыплется, и колется,
и сыплется, и плещет дуралей.
И розовые маленькие школьницы
из школы возвращаются взрослей.
И кажется, что найдено искомое,
и щурит в полдень слабые глаза
прозрачный житель самой дальней комнаты,
в которой неизменно три часа.