Я потерялся. Я скоро сложу знамена…
Мне 128 и я уже точно не доживу до ста.
Я был верным оруженосцем светловолосому северному королю, который много пел о войне и чести. У него были серебряные струны, а лик.. не то чтобы очень красив, но у него был такой сладкий и вдохновенный голос, что я готов был слушать эту песню целую вечность.
Я был верным оруженосцем целых четыре года, но так и не дождался ни одного сражения. Я, быть может, подождал бы и еще, но мне рассказали, что король продал свою гитару, а на вырученные деньги купил магнитофон и бутылку водки. И рассыпался в пыль и тлен. И я ушел. Мне не хотелось больше служить мертвецу с оборванными связками и заводной игрушкой в руках. Я жаждал сражений.
Я шел через белоснежные каменные горы и изумрудный лес, пестрые скверы и топи болот. Там я и встретил волка. Он был черен как ночь, а его глаза сверкали будто сапфировые кристаллы льда. Волк тоже умел петь. Он говорил мне о верности и вере и звал с собой – омыть усталые ноги в буром потоке Терека и познать истину. Волк тоже много стал о войне и стал моим другом. Я шел с ним год, три и пять лет. Волк то пропадал, то появлялся, но я знал, что мелькая где – то неуловимой тенью, он всегда был рядом. Я отдал ему мешок серебра и свою лошадь. Как то раз на своем пути мы столкнулись с охотником за серыми шкурами. Я рассказал ему про истину и про то, что волки – такие же как короли. Он сказал, что мех его интересует намного больше, чем истина, и я пронзил его сердце холодной сталью. Мы шли день и ночь. А потом волк перегрыз мне горло и напился горячей, багровой крови. Быть может его просто мучала жажда? Я не знаю.
Я воскрес и понял, что не хочу больше знаться с волками: я не люблю падаль и не хочу слушать истину. Я всего лишь хочу сражаться.
И я пошел дальше один. На моем пути попадались крестьяне в холщевых рубахах с медными плугами. Они тоже пели – о хлебе, шепоте ржи и тщетности бытия. Я не стал их слушать. Я видел собак, но меня мутило от их рабской покорности и раздражал визгливый лай. Я прогнал собак и пошел дальше. Я видел замки из золота и корабли из красного дерева с рубиновыми парусами. С палубы мне скинули лестницу из тутового шелка и я поднялся, очарованный красотой. Белокурые мускулистые мужчины играли там на арфах и прекрасные обнаженные девы с кожей цвета сандала грациозно двигались в такт музыке. У них были копья, с наконечниками из нефрита и жемчужные шлемы, обрамленные перьями птиц. Я остался с ними до зари и, возможно, остался бы навсегда но с первыми лучами солнца копья превратились в солому, море – в смердящую трясину, а над кораблем был раскинул прозрачный пластиковый купол, в которым с криком врезались чайки. На куполе сидел обрюзгший, толстый старик, с перстнями на каждом пальце, смотрел на юные тела и улыбался. Этот корабль бросил якорь много веков назад, а эти люди, опьяненные медом и блеском драгоценных камней и металлов, давным – давно позабыли, что такое свобода.
Корабли превратились в песчаные замки и я ушел от них – ведь я хотел сражаться.
Я шел сорок лет и еще три ночи и мне навстречу, распахнув объятья выехал прекрасный рыцарь, в алмазных доспехах. Его глаза отражали графит, а руками он мог бы собрать с неба звезды. Рыцарь смеялся и шутил, из его уст телко вино и молоко, он сказал, что не умеет петь, но тоже мечтает о сражениях. Мы пошли с ним рука об руку по брусчатке и теплому асфальту, купались в бирюзовом море и вдыхали ароматы луговых трав. Он делил со мной мясо и грел мою постель, целуя в лоб. Мы шли с ним долго – долго и были счастливы, а грезы о сраженьях медленно таяли в предрассветной мгле. Рыцарь водил меня на красочные и пышные турниры - а я, перестал мечтать о сраженьях. Рыцарь пил брагу – а я перестал мечтать о сраженьях. Рыцарь курил опиум, пуская густые струи дыма и в сотый раз обещал вывести меня на поле битвы – а я – перестал мечтать о сраженьях. Я стал мечтать о доме. О теплой перине и жарких углях камина. О пушистом коте и красном кирпиче стен. Он клялся мне сотню раз, но я так и не увидел ни битвы, ни дома. Быть может мне стоит еще немного подождать?.. Но я больше не мечтаю о…