(из цикла «Однофамильцы»)
Жил-был Брежнев. Акробат.
Был небрежен. Небогат.
Не налажен стол и быт,
Но отважен был кульбит.
У него была подруга.
Просто дама. Просто с юга,
Где случайною гастролью
Их свело на час любовью.
Он столкнулся с её мужем.
Закопал его под грушей.
Муж мешал её любить.
И его пришлось убить
Тихо и почти случайно.
Это стало общей тайной:
Взмах, удар и ржавый нож.
Дальше — тишина и ложь.
Но, убив его, сам Брежнев
Не посмел остаться прежним:
Стал формально жить, "для виду",
И склонялся к суициду.
Он ходил по всем канатам
Без страховок, просто с матом.
Фак показывал факиру.
Факелы бросал в квартиру.
Запускал в постель гадюку.
Запускал в гангрене руку.
Целовался с прокажённым.
В спор вступал с умалишённым.
На бровях за руль садился.
Прыгал с крыши, думал — птица.
Спать ложился с крокодилом.
Бил священника кадилом.
Килт носил при минус тридцать.
Ставил чум в чумной больнице.
Сам себя душил подушкой.
Тайсона трепал за ушко.
Ужинал с голодным тигром.
Управлял горящим МИГом.
В минном поле в пляс пускался.
За металл в грозу хватался.
Заметал свой след метаном.
Вешался подъёмным краном.
В ванной фен в воде купал.
Так вину он искупал...
Но, увы, сломался стержень.
Гуттаперчевым стал Брежнев.
Гибкий. Гадкий. Без костей.
Смертник и прелюбодей.
Жил-был Брежнев. Акробат.
Много тысяч лет подряд.
Бог не мог его карать,
Бог не в силах убивать.