Оттесняя август,
не дожидаясь, пока
перелётные люди
уступят небо
перелётным птицам,
осень
набросила на него
лассо дождя.
Срывала с подрамников
холсты с impression лета,
прятала их
за тридевять горизонтов,
вопрошала:
радостно ли тебе, девица?
По утрам
я кистепёро двигалась
через волглые комнаты.
В приоткрытые форточки
вползали звуки машин,
несущихся по проспекту,
как по серой, разбухшей
реке Чусовой.
Это было
утишенье души
(тише вод, объявших её,
ниже поклонных трав)
и утешенье светом –
зыбким,
будто акварель по мокрому,
он колебался,
дышал позади,
обнимал за плечи…
…Ещё Ной не снаряжал ковчег,
не разверзали зев
левиафаны долгих ночей,
ещё при взгляде назад
никто не застыл соляным столпом…
…Только далеко на севере зима
доставала кисточки для суми-э.