Некому бабку теперь схоронить, сад от разбойников оборонить – деда из крайнего дома летом доела саркома. Осень пришла, всё одно к одному: вышел сынок и вернулся в тюрьму, без вести сгинула дочка три уже полных годочка. Смотрит старуха на небо и дом, сердце своё же и ест поедом – зря его ест и за дело, так бы до ночи сидела, если бы я не пришёл с пузырём – крымское нынче мы в лавке берём.
Мелкие груши склевали грачи, ночью старуха дрожит на печи, стелет на ней по привычке – газ в её доме от спички. Затхлая в доме везде тишина: «Внуки не ходят – кому я нужна, кожа, да старые кости, лучше лежать на погосте". Вот переедет весной на погост, русские травы поднимутся в рост, высосут чёрные кости, внуки и явятся в гости.
Дом продадут под бульдозер, поди, только останется место в груди рядом с другими местами, грушами, репой, цветами. С нежным кавказским акцентом сосед будет меня зазывать на обед – там, где всегда по привычке соль занимали и спички.