На ране задождило.
С неба ни падало, ни лило.
Все понемногу.
По чуть-чуть.
Колдобины к обеду захлебнулись.
Холмы раскисли и просели.
Земля налилась в черном теле.
Углем художника очерчен горизонт…
Мольберт под дробь зонта, рисует поле.
А тот, кто скрипачом едва не стал:
подставил руки и лица овал,
для серой краски с неба.
На рожь с ладоней регула стекала…
свидетель очищенья.
Колосья алые к земле клонились…
Его товарищ прятался в лесу
и записал в тетрадь:
«рисует под дождем. Смеется».
А сам ушел искать реку…
… И Божья Матерь к вечеру явилась.
Из влажной тряпицы выглядывал Младенец.
Спиною к Матери стоял из крупной вязки свитер.
А в свитере курил мундштук мужчину.
Гости почтительно молчали.
Молчала и Мадонна.
И все смотрела напряженно.
Ей еще не время.
Дым возносился к потолку вселенной.
На плитке чайник закипал.
Искавший реку подошел к Младенцу
и заглянул под тряпицу его.
Под нею ног не оказалось.
Он улыбнулся, чтоб не закричать…
Свидетель в свитере закрыл за ними дверцу
и вытащил из-под стола палитру…
На небе расползлось. (
Как с прокаженного сорвали платье).
И в дырах объявился свет…
В жилище, их ожидал художник.
Овал размашисто лежал на плоскости холста.
То прорубью во льду казался…
затем венком, впивавшимся в прибитую гвоздем макушку…
пока не лег надрез, освободивший веко,
до этого слепого человека…
Художник усадил перед собой того,
кто подставлял дождю улыбку.
Теперь закат решил на нем передохнуть.
Ленивый луч играл его щекою… снова…