склонился низко, дыхнул в лицо,
шепнул так тихо, что слышно не было:
«а знаешь,
Мила,
в конце концов
мы все когда-то во что-то верили,
но Бродский был ведь, и Бродский знал:
что череп, в общем-то, и коса —
всё бред. у Смерти твои глаза —
у нас с тобою немного времени.
у нас с тобою всего лишь жизнь,
чтоб вновь понять, осознать, испробовать
друзей, врагов, корешей, других —
ты только помни, мой друг: их много ведь.
один ушёл — так придёт другой,
ты только,
Мила,
давай построже.
на всех прохожих махни рукой —
так будет лучше (и хуже тоже),
но лучше больше. таки дела.
не плачь — ведь слёзы дороже золота.
и если ты разогреть смогла,
то вряд ли сляжешь теперь от холода».
и верно.
правда, одна деталь,
никто не знал — ни друзья, ни близкие:
я с виду, вроде бы, точно сталь,
но проба, в общем-то,
очень низкая.
могу любить (полюбить — легко!)
влюбился — сразу врубаешь музыку...
но без тебя я
простой
н и к т о,
которых в мире чуть больше мусора.