Маме
Моя родословная – темное древо,
В крови прорастает глубокая древность.
Но кто, выходя из небесного чрева,
К чужому «вчера» не испытывал ревность?!
В крови прорастает дыхание брата…
На что мне Весы, Близнецы или Овен?..
Всё небо во мне. Смерть – не просто утрата.
Послушал Бетховена – вот я, Бетховен!..
И хочется крикнуть в чужое столетье,
В чужое окно: «Мы встречались в Эдеме!..»
И каждого слышно, кто плакал на свете,
Хоть так неустойчиво хрупкое время.
Я столько не знаю о собственном роде,
О собственной тайне – зачем и откуда?..
Молчание смерти разлито в природе,
Но хватит ли места для главного чуда?!
Портной, и сапожник, и химик, и прачка,
Вся кровь – от корректора до ювелира…
Корявой бумаги влечет меня пачка,
Влечет невесомо-незримая лира.
Суровый прапрадед выделывал кожи…
Я сыт – потому ли, что вы голодали?..
И каждый во мне хоть на капельку ожил.
Тревожат, пугают подобные дали.
И я уповаю, себя и не помня,
Сквозь вымысел темный – на капли и крохи,
На время в объеме… Но кто мне, но кто мне
Доверит свой хаос, свой голос эпохи?!
Причастен ли к этому общему гимну?
Ссыхаются губы ль, смыкаются губы ль?
И некому крикнуть, что медленно гибну, –
Пространного времени резкая убыль…
И всё же семья уцелела, уехав
За эту черту, где не имя, а номер!
Узлы и развязки дорожного эха,
В Одессу мы ездили через Житомир…
Мой прадед – в могиле. Он жил в Могилеве…
Мой дед вековой похоронен в Чикаго…
А память – от Бога, движение – в слове,
Короткого времени долгое благо!..