МОЛОДАЯ СТАЛЬ
У Анатолия Калганова такая привычка: только что принятому в комсомол говорить тихо и торжественно:
— Ну, Григорий, мы тебя приняли!
Всё дело в интонации.
Она такая, что у каждого принятого вызывает счастливую растерянность и неизменное «спасибо». В эту минуту улыбается не только принятый, улыбаются все члены комитета, секретари цеховых комсомольских организаций, сам Калганов. Все вдруг почувствуют, что в жизни паренька, в жизни комсомольской организации завода «Электросталь» произошло большое событие.
Приём продолжается.
— Валя, позовите Кудюсова...
Из соседней комнаты появляется Роман Кудюсов. Он не очень уверенно подходит к краю длинного стола, за которым сидят члены комитета. Пока Валя Шишнева бойко зачитывает заявление, глаза Романа, как два чёрных уголька, перебегают от одного к другому.
— Ну, что же, Роман, расскажи свою автобиографию...
Тёмные брови шестнадцатилетнего паренька начинают вздрагивать, на смуглом лице проступает румянец. Роман не сразу решается на рассказ. Очень хорошо, что у края стола сидит Борис Лисицын, который умеет подбадривать застенчивых.
— Ну, что ты вдруг застеснялся?!
— Да она у меня очень маленькая... — извиняющимся тоном отвечает Роман.
— Ничего! — смеётся Анатолий,— Вот примем тебя в комсомол, и биография станет большой!
И сразу же от растерянности молодого слесаря не остаётся следа.
— Я, Роман Кудюсов, родился в тридцать шестом году, в селе Уразовке... Окончил семь классов. В ЭТОМ году поступил на завод, стал учиться в политкружке вместе с комсомольцами...
Выросший в татарском селе. Роман хорошо говорит по-русски. Лишь в минуту волнения его речь начиняет сбиваться. На все вопросы он отвечает бойко. Временами хмурит брови, припоминая забытое слово, н радуется, когда оно приходит к нему. Наступает маленькое затишье. Вопросов больше нет.
— Есть предложение принять, — говорит Борис Лисицын.
Слева и справа поднимаются руки. Кудюсов смотрит на красную дорожку, которая ведёт к столу, и ждёт последнего слова секретаря комитета.
— Ну, Роман, мы тебя приняли! — сказал Калганов и резким движением откинул свой чуб, который скрывал его улыбающиеся глаза.
После заводской конференции это было первое заседание комитета, на котором в комсомол приняли сразу девять человек. Биографии почти у всех были такие же маленькие, как и у Романа Кудюсова. Многие пришли на завод с четырёх— пятиклассным образованием. С такими разговаривали подробнее. Спрашивали, собираются ли они учиться дальше. И если паренёк начинал мяться, то Калганов вытаскивал из-за стола свою школьную сумку, набитую учебниками, и, показывая её, говорил:
— Как это нет времени?! Вот посмотри, прямо с заседания побегу в вечернюю школу. А ты разве не можешь?!
Закончив приём в комсомол, комитет перешёл к вопросу, который волновал все цеховые организации. Через полмесяца соберётся городской слёт молодых стахановцев. Заводские комсомольцы должны послать на него достойных представителей. В некоторых цехах проверка выполнения обязательств была закончена, и получалось так, что хоть каждого посылай на слёт. Комитет решил обсудить этот щекотливый вопрос.
— Производственный показатель — это основное! — говорил один.
— Основное-то основное, мо надо смотреть и на то, как стахановец учится! - возражал другой.
Анатолий никак не предполагал, что этот вопрос вызовет столько разговоров. Потом Борис Лисицын предложил представить лучших молодых стахановцев завода к награждению грамотами ЦК н МК ВЛКСМ. Лисицына поддержала Тоня Сурова, секретарь комсомольской организации второго сталеплавильного цеха.
Калганов был рад, что члены комитета вовремя вспомнили об этом. Кое-кто начал было называть имена достойных награды, но потом все пришли к выводу, что к решению этого вопроса нужно подготовиться серьёзнее.
— Чтоб не было стихийности! — заметил Лисицын.
Когда наконец вопрос был решён, идти в школу было уже поздно. Анатолий поднял над столом свою сумку, с огорчением покачал головой и сказал:
— Выходит, что зря я показывал её Кудюсову...
После заседания никто не спешил уходить из комитета. Заместитель комсорга первого сталелитейного Иван Выродов просил Анатолия непременно придти на комсомольское бюро цеха.
Калганов нахмурился. Завтра он должен быть в трёх цехах. В кузнечный цех он пойдёт обязательно, потому что на сегодняшнее заседание из кузницы не пришли ни комсорг Воробьёв, ни его заместитель Селиванов.
— Ладно, приду и к вам...
...Игнат Масальский спешил в цех. Сегодня ему предстояло работать с лучшим сталеваром Семёном Алексеевичем Корнейчуком, закончившим свою годовую программу раньше всех. Игнат был вторым. Сводили их вместе не случайно. Около месяца за работой того и другого наблюдали студенты-комсомольцы. Наблюдения показали, что старый рабочий Корнейчук был силён в одном, а комсомолец Масальский - в другом.
По совету партийной организации начальник цеха решил организовать обмен опытом по методу инженера Ковалёва. Он вызвал Игната и сказал:
— Поработайте дня два вместе. Те операции, которые удаются Семёну Алексеевичу, пусть выполняет он, а те, которые удаются тебе, веди ты...
Предложение начальника пришлось Игнату по душе. При совместной работе сталевары могли получить образцовые плавки — лучше тех, которые они давали по отдельности. Игнат знал, что завалку Корнейчук делает куда быстрее, чем он, зато на расплавлении тот заметно отставал.
В цехе стояла серая мгла. Над электропечами между раскалёнными электродами выбивалось лёгкое пламя. Только что загруженные печи гудели и пощёлкивали, а от тех, где металл уже был расплавлен, исходило тихое, добродушное урчание...
...Переодевшись в душевой, Игнат направился к печи. Синий берет резко подчёркивал крутизну лба, крупный нос н полные, добродушные губы. Из серой мглы рабочего пролёта небесным телом проплыл раскалённый электрод и снова скрылся в тумане. Над одной из печей к потолку поднимался дым. На лице Игната появилось недовольное выражение. Вот уже сколько времени сталевары говорят о том, чтобы в цехе поставили хорошую вентиляцию, и всё пока что бесполезно. Администрация ссылается на какой-то «Гипромез», которому поручена разработка проектов.
Ещё издали Игнат заметил Корнейчука. Из-под войлочной треуголки на молодого сталевара смотрели смеющиеся глаза. Высокий костлявый Корнейчук крепко пожал руку Игната и сказал:
— Начинай, Игнат... По очистке ты у нас впереди...
— Разница-то и две минуты...
— Ну, не скромничай перед стариком!
Вне цеха молодой сталевар мог показаться вяловатым. Но здесь, у печи, он был резок и точен в движениях. Игнат шуровал скребком в самом пекле печи, вытряхивая из неё загустевший шлак. Наблюдая за его работой, Семён Алексеевич одобрительно покачивал треуголкой. Он то и дело поглядывал на часы нормировщика, стоявшего рядом.
— Хорош, Игнат... Хорош... повторял он.
Через семь минут за работу взялся Корнейчук, а Масальский, отирая пот, наблюдал за старшим товарищем. Движения Семёна Алексеевича были неторопливы.
Игнат даже удивился: как это при таком темпе тот ухитряется загрузить печь на десять минут быстрее, чем он.
— Э-э, вон в чём дело! — сказал Игнат, заметив особый приём Семёна Алексеевича.
Корнейчук завалил около пяти тонн за во-семнадцать минут, тогда как Игнату на это требовалось двадцать восемь.
Когда дело дошло до расплавления, Корнейчук снова отошёл в сторону. Все операции распределились так, что на одной выигрывает Масальский, а на другой — он.
Необычная работа двух сталеваров вызывала особый интерес. К первой печи началось настоящее паломничество. Пришёл обер-мастер, за ним — начальник смены, а через час — сам начальник цеха Каблуковский. Отогнув чёрный воротник полупальто и сдвинув шапку к затылку, начальник спросил:
— Ну, как вы тут? Есть чему поучиться вам друг у друга или нет?
Сталевары переглянулись. Масальский ответил первым:
— Не знаю, как он, а мне есть чему... Учимся, Анатолий Фёдорович, учимся! —
поддержал его Корнейчук. — Я, пожалуй, минут на двадцать уже научился...
Сначала Каблуковскнй не понял, что значит «научиться на двадцать минут». Корнейчук объяснил, что, переняв приёмы Игната, он сможет на такое время сократить свои плавки.
До конца плавки было ещё далеко, а в тетради нормировщика уже значилось двадцать пять сэкономленных минут. Игнат видел, как к нормировщику подошёл член комсомольского цехового бюро Борис Диашев, молодой инженер, поступивший в цех совсем недавно. Борис ещё не успел доносить свой серый студенческий костюм, который теперь заменял ему рабочую куртку. Ов работал мастером на соседнем участке. А каждый мастер здесь носит в кармане логарифмическую линейку, при помощи которой можно быстро произвести расчёты шихты.
Вот и теперь, разговаривая с нормировщиком, молодой инженер что-то подсчитывал и с интригующей улыбкой посматривал на Игната. Потом он спросил:
— Игнат, ты когда закончил годовую?
— Шестнадцатого ноября. А что? — заинтересовался Масальский.
Диашев подошёл к Игнату, посмотрел в его вопрошающие глаза и ответил:
— Вот подсчитал... При такой вашей работе, как сегодня, ты бы мог выполнить годовую программу ещё в октябре, — и в доказательство потряс перед ним логарифмической линейкой.
От запоздалого открытия у Игната заныло сердце. Действительно, почему бы такой обмен опытом не сделать раньше? И не только на одной первой печи, но и на всех остальных. Потом как-то неожиданно Диашев заговорил с Игнатом о комсомольской работе. Сначала сталевар не понял, к чему этот разговор.
— Так я же и так член редколлегии!.. — сказал он.
— Членом редколлегии может быть и другой. А тебе надо передавать свой сталеварский опыт. Это и будет твоё главное комсомольское поручение... Согласен?
— Ну, конечно, согласен! — ответил Масальский.
• • •
Прошло лишь два месяца, как на заводском дворе стала мелькать армейская шинель Анатолия Калганова. Он появлялся то в кузнице, то в термическом, то в прокатном. Раза два на день его замечали в сталеплавильных цехах и чаще всего — в первом.
И это было не случайно.
В прошлом комсомольской организации первого цеха «не везло на секретарей». Сначала избрали молодого специалиста Ивана Прядько, окончившего Уральский политехнический техникум.
Иван горячо взялся за работу, а потом начал остывать, остывать и, наконец, совсем охладел к комсомольской работе.
Через год из того же техникума приехал молодой энергичный паренёк Ленгвард Кузнецов. Ленгварда избрали секретарём. В первое время и он работал неплохо, а потом повторилась та же история, что и с Прядько. Поговорив с ними, Анатолий понял, что виноваты были не только они, но и комитет комсомола.
После заводской конференции комсомольская работа оживилась во всех цехах, а в первом — и того заметней. Теперь один Ваня Выродов чего стоит! Не даёт покоя ни комсомольцам цеха, ни членам комитета. Идя в цех, Анатолий знал, что Иван давно его ждёт. Наверно, успел уже подготовить все материалы о комсомольцах, достойных получить почётные грамоты ЦК и МК ВЛКСМ, наверно, будет уверять, что все кандидатуры самые верные. Так оно и было. Как только Калганов вошёл в цех, он увидел Ивана.
— А мы давно ждём! — выпалил тот, — Пойдём наверх! У меня приготовлены все данные Николай Буров, Гребнев, Давыдов... Масальский... Ты знаешь, что Корнейчук и Масальский сделали?! Вот это работа!..
И, пока они поднимались по лестнице, Иван посвящал Анатолия в последние события дня.
В комсомольской комнатке сидели члены цехового бюро Борис Диашев, Рассадин. Тут же был и Масальский.
Шёл разговор о результатах обмена опытом.
Борис Диашев теперь уже подсчитывал на логарифмической линейке, сколько сверхплановой стали можно получить в год, если все плавки будут такими короткими, какую дали Масальский и Корнейчук совместно.
Подсчёты Бориса Анатолию были неясные. Он спросил у Игната, на сколько короче самых лучших его плавок оказалась совместная.
— На тридцать две минуты, — ответил Игнат.
Анатолий тут же предложил начать обсуждение списка с Игната Масальского.
— А что его обсуждать? — сказал Борис. — По всем статьям подходит...
Остальные поддержали Бориса. Но Анатолию, видимо, показалось, что всё-таки надо как-то заключить, обобщить всё это. Привычным движением руки и головы он откинул свой чуб и, нахмурясь, сказал:
— Ну, Игнат, мы тебя выдвигаем!
ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ
*
Журнал "Смена". - 1953. - №4. - с.6-7