Уже три дня блуждаю я в лесу.
Бреду уныло по звериным тропам.
В душе сомненье, безысходность, ропот,
Как гири неподъёмные несу.
Сплелись стволы, отжившие своё.
Дороги нет, лишь вырванные корни
Погибших исполинов, что покорно
Упали ниц, закончив бытиё.
Что привело меня в угрюмый лес:
Какие-то таинственные слухи
О чудесах, творящихся в округе,
О старце, что является окрест.
Случись болезнь, а он уже в селе.
Приходит тихо, будто ниоткуда.
Помнёт, пошепчет, даст травы – и чудо…
Уходит так же, взяв лишь хлеб себе…
Как горестно и неуютно тут.
Луч солнца в сумраке ищу напрасно…
Изба кривая в чаще непролазной –
Нет признаков того, что здесь живут.
Спешу к избе, минута дорога.
Надеждой вдалеке темнеет крыша.
Устал безмерно. Всё ж Господь услышал…
Мне путь закрыла тёмная рука…
От ужаса упало сердце вниз.
В смятенье жутком, я подумал: леший!
Здесь не пройдёт ни конный и ни пеший –
Вот плата за рискованный туризм.
– Есть лешие в лесу, я не из них, –
Так начал он, – их мир в соседстве с нашим,
Тяжёл он для людей, и много старше…
Передо мной стоял седой старик.
Не леший к вам – идёте вы к нему,
Себя на страх настроев и смятенье,
И от того приходят к вам виденья
Тех сущностей, что возлюбили тьму.
Старик был худ, длинноволос, суров,
А вот глаза чисты, как у младенца…
Тихонько отворилась дверца в сенцы,
И мы вошли в убогий ветхий кров…
– Ты отдохнуть хотел, так отдохни, –
Сказал старик, – вот хлеб, поешь с дороги.
Тебя теперь едва ли держат ноги –
Натёр, разбил их о кривые пни…
Уснул мгновенно, набираясь сил.
Широкая скамья была мне ложем.
Проснулся от того, что осторожно
Таинственный старик меня будил:
– Зачем пришёл, чудес хотел найти?
Но, вижу здесь не просто любопытство,
Мечтой живёшь переустроить быт свой? –
Тогда, быть может, нам и по пути.
– Чудес хотел, хотя не верю в них, –
Ответил я, – но двинулся в дорогу,
Чтоб лично от тебя узнать о многом,
И записать об истине в дневник.
Скажи, отец: что привело сюда,
И как живёшь, людской не слыша речи,
И для чего взвалил себе на плечи
Всю тяжесть непосильного труда?
– Мне лучше здесь, – ответил твёрдо он, –
Спешит весь мир за призрачным и тленным.
Мамона захватил там власть надменно,
И «золотой телец» залез на трон…
В роду моём есть издревле волхвы,
Хранящие устав и память предков.
Теперь свои уставы знают редко –
Чужим законам в плен попали вы.
– А что ж законы не для всех одни?
И разве плохо следовать законам?
Будь рядовой иль «царствуешь на троне» –
Для каждого написаны они.
– Все наши правила, устои звались – КОН!
Всё остальное значилось за КОНом.
Веками, где насильем, где поклоном,
Над совестью верх заимел закон!
И разуму бывает вопреки:
Оправдан жулик, осуждён невинный.
И случаев таких есть список длинный –
Закон и Совесть часто далеки…
Я перебил: «Как знаешь где больной?
Селений много по лесным опушкам.
Сюда не долетит и грохот пушки,
А ты приходишь точно, в снег и зной».
– Иду на помощь, если слышу зов.
И мне искать не надо направленье.
Есть голос свой у каждого селенья,
Ну, а больного слышу я без слов.
– И вот ещё, что спать мне не даёт.
Хочу спросить – где истинная вера,
И почему вражда идёт без меры,
И всяк готов к убийству за своё?
– Так притча есть о четырёх слепцах,
Пытавшихся слону дать описанье.
Всяк нёс и защищал своё незнание,
Они, подравшись, разошлись в сердцах.
Во всех ученьях Истины зерно,
Но целое рассыпано до срока.
Чтоб вырвать вас из кандалов порока,
Путь указать Учителю дано!
– Скажи, мудрец, а можно ль бить дитя?
– Конечно бить нельзя, но шлёпнуть надо,
Когда в беду упорно лезет чадо,
Чтоб не случилось хуже погодя.
– Зачем нам совесть, если жизнь одна?
Твори, что хочешь, радуйся беспечно…
– Да, жизнь одна – одна, но бесконечна
Для тех, кто в злобе не упал до дна.
Немало их, кому дороже ад:
Кто ненавидит, гонит, шлёт проклятья
И вводит в грех сестёр своих и братьев…
Но всем не поздно повернуть назад.
– А что есть смерть?
– Вот истина, мой друг:
Когда в любви живёте и заботе,
Тогда себе вы смерти не найдёте,
Хотя и видите её вокруг.
Теперь уже меня старик спросил:
– Во что ты веришь? Я ответил:
– В совесть.
– Ещё во что, скажи, я беспокоюсь,
Что для свершения не хватит сил.
– Я верю в Бога и в святую рать…
– Не в Бога верить – Богу верить надо,
Жить в мире и любви, не за награду…
А что Он есть – об этом надо знать!
– Ты объясни, – я вновь задал вопрос, –
Хочу понять тебя: как это можно
Жить одному в лесу, где так тревожно,
Где каждый бы отчаялся до слёз?
– Я не всегда в лесу – иди, смотри
На мир другой, где я бываю чаще.
Он не похож на сумрачную чащу,
Увидишь, что скрывается внутри:
Как будто чёрный занавес упал
(Я в истине виденья не уверен),
Изба кривая превратилась в терем,
Исчез деревьев рухнувших завал,
И куполом открылась синь небес.
Всё озарилось тёплым, нежным светом.
Сырая осень обернулась летом –
Сады цвели, где был дремучий лес.
А старец – этот древний славянин –
Предстал в красе богатырём былинным
(Таких я видел в детстве на картинах) –
Кудряв, светловолос и без седин…
– Что это было? – я спросил его,
Когда виденье райское исчезло, –
Мираж иль чудо, расскажи мне честно,
Иль хитрый фокус, только и всего?
– Я не факир, ты тоже сможешь так,
Когда поймёшь живую суть Природы.
Готов ли ты свои потратить годы
На обученье – в тяготах, в трудах?
Как неожидан был его вопрос.
Представил зиму я, избушку, стужу.
Грядущее меня повергло в ужас!
До жертв таких я точно не дорос.
– Нет! – крикнул я с испугом старику,
Я не готов к такому испытанью…
Мне надо на работу…на собранье…
Я… не могу…я… просто… не смогу…
– Ну что ж, – сказал старик, – здесь выбор твой.
Меня он быстро вывел на дорогу.
В свой мир я возвращался понемногу –
В такой привычный, серый, дорогой…
Мне часто снится русский богатырь
И лес, и терем в лучезарном свете…
Я выбрал бегство (страх мне был советник),
Алмазу мыльный предпочёл пузырь…