- Лявон, а Лявон, хади сюды.
- Ну, прышоу, што скажешь?
- Ци ты чуй, што наш Пеця женица?
- А што такого, дауно пара. Хлопец ён хоць куды, хазяин спрауны. Вон хата новая, бальшая, можа жыць десяць чаловек. А на дварэ бегаюць куры, гуси, ёсець свиння з парася, - тами, а у канюшни стоищь конь.
- А навошта нам твой конь?
- Каму, нам?
- Дык хоча жанинница нам Пеця на нашай Свете.
- На нашай Свете?
- На Свете. А ты конь, конь! Навошта ей конь?
- Конь усим и заужды патрэбны!
- А Свете навошта ён. Яна ж гарадская.
- А наш Пеця хто? Тож пачти гарадски. Успомни, як Петр Николаевич паслау яго у Маскву вычыцца.
- Дык не у Маскву, а у санаторый «Залатая роза».
- Хиба ж ён у Маскве? Гэты санаторий?
- А где? – пад Масквой, ачти што у Маскве. Цэлы год ён Петя там вычыуся на артапеда. Петр Николаевич им давольны – хароныя грошы яму плацит, кажыць, что Пеци залатыя руки.
- Залатыя руки? Пагляди на чэтыя руки. А далони, як лапата.
- О, такие руки и патрэбны артапеду. Ими ложка нашлепаць цэлую тонну гибса.
- Цэлую тонну на децячую спинку? Ты што, Лявон, з глузду зъехау. Пеця наш добры жаних.
- Сказау, як з пьяни. Добры, так добры, але ж не для нашей Светы. Ён жа ей нават да плеча не дастал: тыл каротки, сорак треццяга размеру. Ашапка. Пачьаи десять гадоу носиць.
Можна была б яе выкинуць, как яна ясо дяинный нос не закрывала.
- Ну, што ты ад мяне хочышь?
- Я хачу, кааб ты пайшоу да бацькой Пециных и сказау, што Пеця нашай Свете не пара.
- А ты, што сама гэта сказать им не можышь?
- Гэта ж твоя радня, ты и гавары.
- А ты, Степанида, хто мне? Жонка? Жонка. Знацырь табе яны радня.
- Не, Лявон, яны табе раднее. Пайдем и скажы им, што Пеця Свете не пара, не, не пара.
Степанида хлопнула ладошками себя по бедрам, еще раз вытерла о фартук совершенно сухие руки и произнесла: «Не пара, не, не пара…»
Разговор состоялся утром, но я уже встала и, сидя за столом, все слышала в приоткрытую дверь. От последних слов Степаниды, сказанных с такой тоскою, у меня защемило сердце. Я быстро вошла в кухню обняла Степаниду и сказала: «Что же вы так убиваетесь, Степанида Игнатьевна?» Тот кто предал Вам эту новость, сказал не все. Действительно, было предложение, но я его сразу не приняла. Так что свадьбы не будет.
Степанида снова хлопнула ладошками по бедрам, как-то грустно посмотрела на меня и чуть-чуть улыбнулась. Мне показалось, что в этой улыбке было больше сожаления, чем радости. Но большей радости, чем выразил своим хохотом Лявон, не было, ни у кого. Это был хохот победителя над побежденной.
Прошло много лет. Я снова оказалась недалеко от рассказанных мною мест: не было уже санатория (некого было лечить). Разбежались, кто-куда, люди, работавшие в нем. Уехал со своими повзрослевшими сыновьями Петр Николаевич в город. Только Петя остался на своем месте. Мне рассказали, что он женился. Привез себе жену издалека, аж за десять километров от Красок. Живет хорошо. Иногда его приглашают на работу в районную рассудок больницу в качестве ортопеда. Старенькие родители по-прежнему занимаются домашним хозяйством, а молодая жена иногда вечером выходит за калитку, садится на лавочку и грызет, поплевывая семечки.
На вопрос прохожих: «Как поживаешь, молодуха? – отвечает: - Лети за учих. Бо мужик мой, Пеця, любиць мяне и лепшага мужика мне не трэба».
А я, услышав этот рассказ, подумала: «Совет им да любовь, живите в радости много, много лет».
Единственно, о чем я жалею, что не побывала в гостях у Лявона и Степаниды, милых моему сердцу людях, наделенных крестьянской мудростью и добротой, когда-то произнесших с такой тоской: «Не,не пара ён ей, не не пара».