Марина сидит в углу.
Борис сотрясает стены квартиры.
За стеклом городской шум
есть композиция полной картины.
Она пишет нервным почерком
то, о чем нужно молчать.
Он превращает запятые в точки,
не вырывая из ее рук тетрадь.
Красным светом светофор наполняется,
сообщая свой гнев им двоим.
Борис сотрясает стены пространства.
Марина в углу сидит.
Обои давят узорами линий,
пол мяукает питерским львом.
На подоконнике замерзшие лилии.
Паутина покрыта льдом.
Борис бьет в болевые точки
воздуха, стен, шкафа, торшера.
Марина сидит в объятиях ночи
и пишет о том, что сказать хотела.
Почтальоном поезд стучит по рельсам.
Борис собирает вещи, стремясь уйти.
Но его сердце тихо шепчет,
что самое время свернуть с пути.
Марина сидит в пересечении стен,
ощущая холод синего кафеля.
Она помнит прикосновения с тем,
кто сейчас в молчании мраморном.
Ее кожа цвета топленого
молока. В комнате тихо.
Борис смотрит на город с балкона,
облокотившись на сырые перила.
Он молчит, и в молчании этом
больше криков, чем каких-то раздумий.
Борис ослеплен теплом фонарного света
и берет боль за двоих в свои руки.
Стремясь унести все на своих плечах,
преодолевая порог за порогом,
он видит в углу в глазах
Марины отчетливые слезы холода.
Квадратные метры квартиры
сокращаются его шагами.
Он садится напротив Марины,
обнимает колени ее: «Дорогая…»
Стены смотрят на них и молчат,
ведь для них стерты рамки картины.
Борис молча берет тетрадь
и исправляет все точки в запятые.
Ее кисти сжимают все крепче
его руки, боясь отпустить.
И их губы в унисон тихо шепчут
в нужное время слово: «Прости».