Я открыл глаза. Впереди расстилался бесконечный густой туман. Казалось, он висел над миром всегда, а люди, деревья, птицы то ненадолго появлялись, то навсегда исчезали в его густых холодных клубах. По лицу струились капли чего-то солёного и липкого, я не мог понять, где я и что происходит. Кто –то склонился надо мной, что-то говорил. Кого-то звал.
— Мама!– хотел крикнуть я, но губы не слушались, язык задеревенел. Я ничего не чувствовал. Только тревогу – лёгкую, непонятную. Туман перед глазами начал чернеть, расплываться, а я стал падать, проваливаться в зыбкое рыхлое небытие.
*****
Большущая клетка была накрыта зелёным бархатным покрывалом.
— Это сюрприз, — сказала мама.
— И ты обещал хорошо учиться и слушаться, -добавил папа.
Они сняли покрывало, и я впервые увидел свой долгожданный и выстраданный подарок.
На жёрдочке близко друг к другу сидели два волнистых попугайчика. Мальчик и девочка. Мальчик был зелёный с желтой головкой и животом. А девочка вся серебристо-голубая, невероятно красивая. Они были влюблённой парой и ласково переговаривались друг с другом. Я медленно подошёл к клетке и налил им свежей воды в поилку. Птички осторожно опустились на поддон, боязливо покосились на меня и замерли. Я широко им улыбнулся и начал тихонько насвистывать весёлую песенку про паровозик. Они успокоились, деловито зачирикали мне в ответ, расправили крылышки и стали жадно клевать зёрна, а потом пить воду, смешно запрокидывая голову. Именно в этот момент я и понял, что мы подружились.
*****
Сильно пахло лекарствами. Постоянно кто-то ходил, гремел, гудел лифт. Звуки чужих шагов, казалось, проникали мне прямо в мозг и не прекращались не на секунду. Стучали чем-то железным, скрипели дверные петли, незнакомые голоса шипели, кто-то плакал, шумела вода из-под крана. Меня тошнило. Уши заложило, виски резанула внезапная боль. "Где я? В больнице?" – пронеслось в голове.
— Аня, – позвал я жену и сразу отключился.
*****
Она нравилась мне очень давно. Была совершенно необыкновенной, не от мира сего, и я абсолютно терялся в её присутствии, не знал, что сказать, как подойти, что сделать. Сегодня в нашем институте был выпускной. Завтра мы уезжали по распределению кто куда, поэтому медлить со знакомством нельзя было ни секунды. Я весь вечер наблюдал за ней, грустно потягивая пиво, и вдруг заметил, что она вышла из главного зала, легко сбежала по ступенькам и медленно направилась в лес. Совершенно одна. Наверное, к реке, решил я, и как сомнамбула поплёлся следом, так и не придумав ничего определённого, чтобы познакомиться и заговорить. На ней было лёгкое, почти прозрачное, белое платье, туфли на высоких каблуках и высокие до локтей кружевные перчатки. У меня закружилась голова, когда я понял, что она действительно пошла к речке. Иногда ветер доносил лёгкий запах её цветочных духов, я шёл за ней как привязанный и не мог оторвать глаз от ускользающего в темноте силуэта. Возле берега она остановилась, села прямо на траву, сняла перчатки и стала задумчиво смотреть на воду. Я уже намылился выйти из тени и завязать какую-нибудь умную беседу, когда понял, что Катя плачет.
-Что-то случилось?- непроизвольно спросил я, и как привидение выплыл из-за деревьев прямо у неё за спиной.
Она молчала. На берегу было очень тихо, еле-еле слышалось мерное журчание прибережных ручейков, пахло водой, течение монотонно разгоняло набегающие от ветра волны.
— Я Ник, учусь с тобой на одном курсе, только на другом факультете, — как бы между прочим добавил я.
— Я знаю, — сказала она, слегка улыбнувшись, и протянула мне руку.
Я взял её руку, крепко сжал холодные тоненькие пальчики и сел близко-близко, как мне и хотелось.
Мы посидели так некоторое время, помолчали. И вдруг у меня снова неожиданно вырвалось: «Катя, а давай купаться».
Она удивлённо приподняла брови, внимательно посмотрела мне в глаза, и задорно улыбнувшись, ответила: «Давай!».
Её губы были невероятно желанными, теплыми и мягкими, как сахарная вата, меня волнами бросало то в жар, то в холод, я был ужасно счастлив и абсолютно уверен, что никогда не смогу от неё оторваться.
*****
Я шёл по пустынной улице среди незнакомых чужих домов, глухая ночь пряталась в голых чёрных ветках причудливых странных деревьев, света нигде не было: ни от фонарей, ни от окон. Безликие серые стены окружали меня со всех сторон, даже небо казалось совершенно безлунным . Только мои шаги гулко отмеряли бесконечно тянущиеся минуты нереально искажённого бытия. Вдруг на горизонте я увидел, что город заканчивается, и начинается высокий сосновый лес. Мне стало легче дышать, я ускорил шаг, почти побежал, чтобы поскорее окунуть своё тело в долгожданное спасительное море настоящих живых деревьев. Я дотрагивался руками к шершавой влажной коре сосен, гладил шелковистые руки трав и улыбался.
Но лес пропал. Снова появился туман, и я услышал голоса.
-Да, дома, спасибо. Да инсульт. Держимся, спасибо, — это говорила жена. Я хотел спросить, у кого инсульт? И чего ты такая грустная? Но говорить не мог. Жена измерила мне давление, помыла тёплой водой из кухонной миски мои руки, тщательно протирая их тряпочкой, расчесала волосы и стала кормить с маленькой детской ложечки. Но вкуса пищи я не чувствовал, как и её прикосновений.
— Тебе нельзя всё время лежать на спине – сказала она. — Куда ты всё время смотришь? –её голос дрожал.
— Не смотри в одну точку, не пугай меня, — её глаза наполнились слезами. Мне очень хотелось её утешить и что-нибудь сказать, но я не смог и провалился в сон.
Ночью я проснулся. Я был дома, лежал у себя в постели. Тихо тикали стрелки будильника, пахло свежеиспечённым хлебом и молоком. В соседней комнате спал сын, я почему-то был уверен в этом. Всё казалось до боли знакомым и родным. И обычным. Только я стал другим. Тело не двигалось. Руки и ноги не шевелились и не слушались. Я с трудом осознавал, что я это я, и был совершенно не уверен, что знаю, кто я такой. Захотелось пить. Из губ вырвался грубый хриплый стон. Он был до того страшным и нечеловеческим, что я сам его испугался.
Жена проснулась. Принесла воды, сунула в рот соломинку и я начал пить. Снова что-то захрипело, забулькало, и я понял, что пить для меня сейчас — очень тяжело. Аня грустно смотрела мне в глаза. Вдруг она спросила:
— Ты меня видишь сейчас? Понимаешь? Я тебя очень люблю.
Она пристально всматривалась в моё лицо и я дал ей понять, что всё понимаю.
— Поцелуй меня, — попросила она жалким, униженным, умоляющим голосом, и подставила мне свои губы.
И тут я всё вспомнил.
Мне ужасно захотелось отвернуться от неё к стенке или встать и убежать, куда глаза глядят. Но я не мог. Поэтому просто скривился и зажмурился, а потом от слабости отключился и стал засыпать.
Аня посидела возле меня некоторое время, измерила температуру, растёрла камфорным маслом мне ноги и руки, поправила одеяло и легла спать на раскладушку, стоящую возле моей кровати.
Я открыл глаза, тупо вперился в потолок, и меня затопила волна одновременно жалости и отвращения к самому себе. Из глаз хлынули слёзы. Я плакал и не мог остановиться.
Жена не вставала.
Я закрыл глаза и снова увидел туман. Он возник из ниоткуда, из глубины моего сердца, заполнил всё видимое пространство, и мне стало легче, боль отступила. Впереди снова замаячил сосновый лес, это был мой родной лес, где я знал каждое дерево, каждую веточку и травинку. Я облегчённо вздохнул и уверенно зашагал вперёд.