Лишь в младенчестве я научилась ходить,
только первый шажок одолела,
мама в руки дала путеводную нить:
за станок ковроткацкий меня усадить
поспешила — приладила к делу.
Нож-крючок я ручонкою детской взяла,
первый узел скрепила коряво —
и распался узор от изъяна узла.
Хоть была я прилежна, учёба не шла,
пальцы стёрлись от шерсти шершавой...
Не давались мне долго секреты ковра,
дни мучительно ночи сменяли,
и стыдила меня что постарше сестра:
«Для ровесниц твоих это будто игра —
быстро навык ткачих переняли!
Лишь тебе совладать, бестолковой, невмочь
ни с крючком, ни с простыми узлами,
сколько можно ещё в ступе воду толочь?
Люди скажут: «Как плохо воспитана дочь!»
Ты позор принесёшь нашей маме».
И, поплакав, я снова садилась к станку,
крепко мамин подарок сжимая:
как найти мне узор, что один на веку,
словно форма и образ листку иль цветку,
мастерицам даётся, я знаю?!
Я смотрела сквозь слёзы на кросен крестец:
где ты, сердца орнамент бесценный?
Но однажды сказал с тихой лаской отец:
— Дочь, любой человек в этом мире — творец,
ты найдёшь свой узор непременно!
Вот тебе мой совет: завтра встань до зари,
внемли солнышка играм рассветным,
струи ливня ковру своему подари,
краски радуги дивной в пучок собери —
и вплети в свой орнамент заветный!
Соловьиная трель и цветенье садов,
быстрой ласточки бодрое пенье,
и осеннее злато, и сладость плодов,
и истома жары, и покой холодов —
пусть в твоём оживают творенье!»
И с тех пор я вставала, чуть брызнет рассвет
светом солнечным в мир наш прекрасный,
и послушно отцов исполняла завет —
ведь дороже науки родительской нет,
это каждому, думаю, ясно!
Полюбила я долго смотреть в синеву,
что теплынью июльской согрета,
и ходить босиком, ощущая траву,
словно мягкую воду, в которой плыву,
растворяясь в симфонии света…
Напророчил отец: так работа пошла,
что ни новый ковёр — словно песня!
Наконец я познала восторг ремесла,
мне узоров открыла судьба без числа —
и один был другого чудесней.
Так ткала я усердно — лишь ножик тюк-тюк,
словно зерна клюёт голубочек,
глянешь сбоку: сплошное порхание рук,
и ковёр подвигается — ярок, упруг —
нитка к нитке, к узлу узелочек!
Годы шли. Я покинула дом свой родной.
Мир поблёк, потускнели рассветы…
Где ты, дождь плодоносный, шальной, проливной,
где ты, поле, цветущее ранней весной,
чудо-радуга прежняя, где ты?!
Сердце будит меня по утрам — не до сна,
в нём узоров так много хранится!
Только жизнь моя стала темна и тесна —
места нет в ней станку, я уже не вольна
делать то, к чему сердце стремится.
И в щемящую даль улетает тоска,
прошуршав по старинному краю —
там печалится мама, сжав кончик платка:
место пусто моё у родного станка…
Возвращусь ли — не знаю.
Не знаю.
В переводе Н. Лясковской