Автобиография
Родился в 1949 году в Сороках, потому что там роддом был. Это правый берег Днест-ра, Бессарабия, тогдашняя Молдавская ССР. Свидетельство о рождении выписано в Цеки-новке, там родина матери. Это левый берег, тогдашняя Украинская ССР. Моя малая родина и Родина – СССР, страна великая и обширная, и просторы её я осваивал с первых дней жиз-ни. Ибо отец служил армейским офицером, а офицеры тогда не засиживались на месте. И весь скарб нашей семьи помещался в двух чемоданах. «Я родился при солнечном свете по-среди златоглавой Москвы» – не обо мне, это так положено плакаться в тюремной лирике.
Крестили меня на втором году жизни тоже в Сороках. Помню смутно полумрак, жёл-тый то ли блеск утвари, то ли огни свечей; поп, держа на руках, угостил сладким красным напитком – кагор? «Только смутно я храм православный и церковное помню вино…» – это
о себе. В бога верить – не верую.
Ходить научился и разговаривать начал в Теленештах, то есть всё в той же МССР. О Теленештах в памяти есть одна-единственная картинка.
Начал разговаривать в Теленештах, но научился в Одессе – сначала на Ближних Мель-ницах, туда родители привезли в конце зимы 51-52 годов почти в двухлетнем возрасте, по-том – на Второй Заставе, там застрял с осени 52-го года до весны 54-го. «Вижу Мельницы я и Заставу словно в старом затёртом кино» – это тоже о себе.
Вот с тех лет память начала воспоминания копить.
Воспоминания и о том, как меня старшие мальчишки раздели в третий день рождения, то есть когда два года исполнилось (сняли и голубые носочки, и сандалики, и часики с нари-сованными стрелками). Теперь, когда слышу, что климат очень потеплел, вспоминаю, что в день рождения в 52 году в сандаликах был; память – очень полезное свойство.
И о том, что проверял все подходящие щели: а не пройдёт ли моя голова? Поэтому однажды соседу пришлось топором раздвинуть доски забора, потому что просунуть голову, оказалось, уши не мешают, а вынуть – мешают.
И что зима 53-54 годов была не долгая, но морозная. Она пришла вдруг, и под снегом оказался лёд: удивительно впервые в жизни осознать не землю под ногами, а нечто белое и пушистое, под которым что-то тёмное и скользкое.
И что лизать при морозе железный столб – дело кровавое.
И что вечерний разговор отца и деда, когда за окном темень, на столе между ними оранжевым светом светит керосиновая лампа, а голоса зудят монотонно и убаюкивающе – это так уютно, что остаётся только потереть глаза кулачками и снова свалиться в люльку. Вспоминаются те ощущения во время ночной бессонницы. Впрочем, это более ранние вос-поминания, о Цекиновке. Там до сих пор хранится моя коляска с витыми узорами по бокам.
И как отец чистил пистолет и раскладывал его части на табурете. Кстати, картинка с пистолетом и вечерние разговоры родителей о бандитах тоже полезно вспомнились, когда смотрел фильм «Ликвидация». Жили мы тогда на квартире у вдовы, которая только в вось-мидесятых годах, когда стала готовиться к смерти, с помощью суда стала вдовой по закону, а пропавший на фронте без вести муж стал мёртвым. Представляю, как это: добиться бумажки о том, что дорогого человека больше нет среди живых. Правда, был у неё и второй муж, бан-дит, расстрелян. Сын бандита, по слухам, вырос, учился в Москве и стал дипломатом. На Ближних Мельницах он жил по соседству с нами, катал меня на велосипеде и позволял тро-гать трубу граммофона.
И как лепили пирожки из земли и пробовали на вкус – потом, воспитывая своих ми-лых детей, учитывал, что внешний вид предмета для них важен. Есть польза от памяти.
А ещё в памяти первая запомнившаяся песенка – одесская, хулиганская. И вторая – «В лесу родилась ёлочка». Окружала жизнь разнообразная.
И ещё есть воспоминания, в жизни очень нужные, предохраняющие от опасностей.
После Одессы был посёлок при железнодорожной станции в Николаевской области – о, этот липкий чернозём, в котором полгода полуторки буксовали сутками, дети могли дойти только до середины улицы и лишь волы тащили возы размеренно и равнодушно.
Там узнал, что такое ночное летнее небо, когда керосиновые лампы не соперничали с блеском звёзд. И там мать обратила моё внимание на Орион – величественный и упорядочен-ный. «…Землян притягивает взоры его сиянье по ночам геометрическим узором».
Огромное тёмное, но беззвёздное небо и едва различимый в темноте телеграфный столб на широкой и пустой поселковой улице являются во сне, когда с удивлением и недо-умением мысленно кричу себе: вот же как легко летать, вот же только надо вот так руками делать! «Летаю словно в детстве раннем, расставив крылья-руки широко,..»
И там же увидел, что похороненного цыплёнка через несколько дней ели черви, и плакал от бессмысленности жизни.
И опять же память сохранила то, что до сих пор кажется мне важным.
Потом была Вторая Речка во Владивостоке, потом военный городок под Долинском на Сахалине, деревянные дома, оставшиеся от японцев – с обычной деревянной уборной, но в общем коридоре, с нишами для кроватей в единственной комнате и грустным запахом сырой древесины. Летом – ливни, осенью – туманы, зимой – туманы и долгие-долгие снегопады. В доме всегда пахло сырой древесиной.
Впоследствии годы и годы сырость тумана и запах сырой древесины были для меня уютными, печальными и манящими и хотелось на Сахалин. Только огрубев во время сроч-ной службы, перестал это чувствовать так остро. Но стали манить воспоминания об Алтае.
В 56 году Хрущёв сократил армию. В феврале мы снова переплыли Татарский пролив, снова пару недель солидные чёрные и весёлые зелёные паровозы везли нас, но в обратную сторону – в Москву.
И оказались мы опять в Бессарабии, в Резине. Ненадолго.
В первый класс пошёл в Чинишеуцах. А в третий – в Коада Язулуй, живя в Беличе-нах. Потом в Коада Язулуй жил. Потом в Беличенах.
А в четвёртый класс пошёл в Сынжерее. И оказалось, что в комплексном классе, где несколько детей (и я) считались третьеклассниками и несколько – четвероклассниками, а юная МарьВасильна была одна, не научился грамотно писать. И прочему научился плохо.
Оканчивал четвёртый класс в Сороках. Там и восемь классов окончил, и техникум, от-туда на Алтай съездил электрифицировать две деревни, в армию сходил, на заводе порабо-тал, а в итоге уехал в Одессу, чтобы стать строителем плотин, каналов и городов. И проекти-
ровал и строил на Херсонщине, на Енисее, на Ангаре, на Черкасщине, в Харькове, в Тирас-поле, в Приамурье и даже на индийскую Субансири, приток Брахмапутры, занесло меня.
Возраст, когда душа – словно без кожи и все прикосновения очень чувствуются, – это в Сороках. Там же в отрочестве накалякал несколько глупых стихов, но не увлёкся рифмо-плётством, потому что есть в жизни много увлекательного и помимо того.
А в Талакане, среди сопок, вдали от привычных условий, была необходимость и воз-можность обдумывать некоторые явления жизни, мысли стал рифмовать и записывать.
Есть у меня семья, которой очень дорожу: жена, дети, внуки.
Вот почти вся моя биография. Остальное – в стихах. Если бы не география, то о чём бы здесь писать?
В.Гуляев 11.09.2014.
АВТОРСКАЯ СТРАНИЦА НА СТИХИ.РУ:
http://www.stihi.ru/avtor/ghjcnjhbavj