Февраль, как сказочный кондитер, просыпал снег на тротуары.
Полупустой трамвай неспешно плывет фрегатом тишины.
А за окном – вечерний Питер – дома, музеи, дискобары.
И парков белые одежды ждут наступления весны.
Я шел по улицам озябшим на встречу с шахматным искусством.
Я предвкушал игру баталий под ртутным светом фонарей.
И жизнь корабликом бумажным вдруг в нужное нырнула русло.
И с неба скрипки зазвучали сонатой Стейница полей.
Я подошел к прорехе двери – за ней зал тихо притаился.
В нем род людской из всех сословий собрался чинно на турнир.
Здесь в силу мысли каждый верит, здесь логики росток прижился.
И клеток сила монополий ведет нас в дивный шахмат мир.
Но затихают звуки зала под взглядом пристальным судейства.
Затикали часы неспешно, раздумий запуская счет.
И вот штандарт ладья подняла, и началось гамбита действо.
И слон прорвал заслон успешно, а конь врагов копытом бьет.
Встают редуты рокировки средь пешек с поднятым забралом.
Ведь каждая из них стремится в концовке жизни стать ферзём.
И торжество от обстановки повисло в атмосфере зала.
Каисса, стоя в колеснице, всех обожгла своим огнём.
Хитросплетения дебютов ловил я восхищенным взглядом.
В узорах черно-белых клеток хотел предугадать ходы.
Вдруг озарения минута пришла мне позднюю наградой
Что жизнь – всего лишь жалкий слепок Востоком созданной игры.
Игры, где тридцать две фигуры разделят поровну на брата.
Где каждый в поисках ответа на край стези пойти готов.
Где миром правят не купюры, и стоимость ничтожна блата.
А в жизни есть всего два цвета – фальшивых нет полутонов.
И в миттельшпиле перипетий все игроки, как перед богом –
Один с опаской лезет в драку, на всякий случай скрыв ферзя.
Другой не торопит событий, призвав защиту на подмогу.
А третий бросил все в атаку, по краю лезвия скользя.
И вязь этюдных комбинаций наполнит шахматиста душу –
Как ноты тонкой партитуры, как свежий бриз для корабля.
И гром от зрительских оваций он будет долго еще слушать.
Когда, пожертвовав фигуры, пленит чужого короля…
И вновь февральский темный вечер, снег заметает мостовые.
Полупустой трамвай вернулся, я попрошусь в его тепло….
Но буду ждать я новой встречи – фигуры стали мне родные.
И черно-белое искусство в меня блаженство принесло.