Заплаканный вами асфальт на площадке перонной
по-братски делил воробей с неустанной вороной.
А я отъезжал от вокзала, военный и строгий.
Денщик мне услужливый ковриком бросил под ноги.
- Спасибо, Серёга, - сказал я, Устав попирая, -
в перроне осталась моя ненаглядная Рая,
её узелок из косичек и взор яснопегий,
что призван меня побудить к пересмотру стратегий.
Живём мы, Серёга, обличья суровые бреем
затем ли, чтоб всякий цивил нас прозвал портупеем?
Забыли привить необстрелянным раям да зоям
высокую страсть к групповым похождениям строем.
За что не щадим животов мы в солдатской столовой,
давясь и отчаянно кашляя кашей перловой?!
Нам папу и мать заменили "подъём! и "тревога!".
Погладь мой животик, мне так одиноко, Серёга!