Меновый базарчик, вырастающий по обочинам дороги каждое утро, на удивление тих - ни зазывных криков продавцов, ни яростного торга, ни вспыхивающих то тут, то там драк...
Нет, из-под полы здесь не торгуют - стражники следят за этим бдительно. То ли близость ворот заставляет усмирять голоса, то ли сумерки не располагают. А показывается луч, открываются ворота - и базарчик рассасывается, как не бывало...
* * *
Коврик из куска парусины - рваный и истрёпанный, цветом неприятно напоминающий отодранный от раны заскорузлый бинт - небрежно брошен на камни. Кривые каракули на обрывке карты: "Меняю мечту на золото. Дорого".
- Это точно она? - сомневается покупатель. Золота у него, по всему видать, не считано. Но зачем же дешевить?
- Где ты ещё такую найдёшь? - горячится загорелый продавец. В ухе серьга, за поясом кортик. В глазах - тоска.
Вдруг плюёт под ноги, рычит пополам с бранью: - Ты вообще видел, какие они, мечты-то?
- А что она у тебя дохлая такая? - упрямится покупатель, снова отпуская кошелёк.
- Ну старая, и что? Для мечты это даже лучше - старые, ценнее они...
- Так что ж ты её продаёшь?
- Не твоё дело! - свирепеет продавец. - Может, надоела! Может, новую хочу поменять на твоё золото? Ты бери или ступай себе!
- Больно дохлая... - зудит покупатель. - Может, и не мечта вовсе? Просто надежда, а?
Услышав "надежда", несколько идущих мимо поворачивают головы. Вроде зажиточны, а не поймёшь, что не так. Мешки топорщатся, глаза бегают, шарят. Остановились, прислушиваются. Начали переговариваться...
- На веру - у такого? Да на нём клейма негде...
- А нам есть, что менять? Может, он бы и отдал. Такие настоящую веру с руками отрывают! Но у нас-то обломки, кому такое втюхнешь? Только дураку последнему. А у таких и у самих есть... Только дохлую, может, где и сторгуем. Всё же - надежда...
* * *
Обход стражников иных пугает, иных оставляет равнодушными. Одна торговка подхватывается, едва завидев, но всё равно не успевает - пики преградили дорогу, лица непроницаемы.
- Краденым - запрещено, - хмуро говорит старший и вертит в руках обрывок бумаги: "Меняю улыбку на хлеб".
- Так я ж... А может, я тихонько... Я ж вам... - жалко лепечет торговка. Без улыбки она плоха, но один из стражников толкает другого в бок. - А может?..
- Где хочешь, но не здесь, - старший неумолим. - Закон знаешь: менять только своё. Сама знаешь, что у тебя своё... Вон пошла.
* * *
- А у Вас случайно нет... Вы простите, я подумал - вон какой мешок большой... - смущается оборванец, мешок которого, впрочем, тоже набит под завязку.
- Что ищешь? - полон достоинства, степенно вопрошает торговец.
- Мне бы... понимаете, у меня тут одна глупость. Неудачник я, нескладёха, полова... Хоть бы каплю ума, хоть какой талантишко... Да я понимаю, понимаю - кому глупость нужна? Простите, зря подошёл. Да, мне говорили, что тут ни клянчить, ни дарить не положено...
- А я уж понадеялся, - вздыхает торговец, - что правда чуток глупости выменяю... Как же с ней хорошо было, свежо, полётно. На что потратил? Знание - вот оно, - пинает ногой мешок. - Но не ум там, и не талант. Как-то глупость растратилась... глупо, а талант с умом в труху без неё рассыпались, сам посмотри. Неживое сердце...
А ты меня не жалей! У самого в мешке воздух. Потому что сказавший себе: я глуп, ищущий ума - уже не глуп. Так-то... Дыши, дружок, набирайся ума сам.
- Вы позволите... поделиться с Вами хоть воздухом?
Молчит ошеломлённый торговец. Молчит меновщик. Из развязанного мешка струится радуга...
* * *
- У Вас что? - голос из-под капюшона еле слышен.
Этот торговец не раскладывает товар на коврике или на земле. Закутан в плащ до самых глаз, он прячет его за пазухой... Нет, не из-под полы. Просто бывает так, что товар стыдно показать, и ищут его только при большой надобности. И меняют тоже.
- Любовь - на красоту, - доносится из-под глухого покрывала.
- Вот и у меня... - разочарованно тянет торговец, и вдруг капюшон слетает, открыв заблестевшие глаза...
Воздух вокруг двоих колышется - так бывает, когда смотришь на что-то через стену огня. А звуков нет. Замерли все на базаре, прислушиваясь?
Нет, только ветру интересно, что будет дальше. Разойдутся? Обнимутся?
Ведь он сделал всё, чтобы встретились эти мужчина и женщина...
* * *
- Послушайте, у меня хороший товар! Иначе бы не выдали разрешения...
Составленное из выпирающих костей горбоносое лицо торговца исковеркано отчаянием. Тени гуляют по впадинами и выпуклостям, кострами из пещер мерцают глаза. Под мышкой скрипка. Похоже, только она мешает торговцу схватить за полу уходящего покупателя.
- Хороший товар! У меня каждая мелодия - как последняя, в этом я Вам ручаюсь... А прошу только год! Всего год жизни...
- Мне года не жалко, - цедит через губу ухоженный молодец. - Но мне не мелодии нужны, а слава. У тебя она есть?
Торговец сникает.
- Ещё один год... и я создам такое... мне нужно это сделать, понимаете? Не могу не сделать, но не успеваю. Если захотите, это будет Вашим, мне всё равно. А слава - Вам! Прошу Вас...
Покупатель, видимо, глуховат - не замечает, как за спиной вырастают стражники.
- За нарушение правил торговли штраф - конфискация товара, - бесстрастно объявляет старший. Не глядя в посеревшее лицо покупателя, торговец обнимает подбородком скрипку...
- К тебе не относится, - не меняя тона, бросает стражник и кивает младшим на покупателя. - Этого берите, а скрипач не нужен...
* * *
Тенями по базарчику снуют посредники. Всё подмечают, всё слышат. Встречаясь, обмениваются сведениями. То хихикают, то делаются озабоченными...
- Нет, ты прикинь! - несётся из одного угла. - Совесть на шелуху от семечек! Он что думал, когда с этим шёл?
- Это что, вот вчера один менял сердце на печень... Небось и сегодня ходит, не видали ещё?
Сквозь хохот пробивается рассудительный голос:
- Какая печень? Говяжья?
- Да вроде.
- Сердце оперированное?
- Да нет, просто больное... Лежу, говорит, в больнице, знаю, что всё. А печёнку очень люблю, так отчего не махнуться?
- Это у кого последнее, что останется - говяжья печёнка? У мясника?
Когда серое небо разбавляют белила, посредники стягиваются поближе к воротам, а в рядах начинается шевеление. "Луч? Или ещё не Луч?" - шелестит между торговцами.
Ворота чуть приоткрываются - как раскалённым лезвием провели меж створок. Кто-то просачивается в щель. Посредники бросаются к вышедшему.
- Со смертью никого? - коротко спрашивает тот.
- Сегодня видел... там, ближе к повороту... - запыхавшись, докладывает один из посредников. - Ничего не выменял пока. Трясун какой-то подходил, полчаса базарили, так этот, со смертью, послал его - не нужна, говорит, чужая память, своей выше крыши. И то, я уж хотел подойти, подсказать, что товар сперва смотреть надо, а тот, с памятью - предатель... Такую память потом ни на что не выменяешь, даже если чужая...
- На что меняет? - осведомляется вышедший из ворот.
- Не расслышал, каюсь.
- Успеешь каяться. Показывай.
* * *
Торговец смертью сидит у обочины, привалившись спиной к валуну. Ему ни до чего, ни до кого. Пальцы вцепились в землю, на животе пауком расползается пятно крови.
Вышедший из ворот садится на корточки.
- На что меняешь?
Торговец не открывает глаз - так легче шевелить губами. Наконец, справляется, выталкивает:
- На боль...
- И что так?
- Тебе... не всё равно?
- Нет, чью смерть брать - не всё равно, - усмехается вышедший из ворот. - Чужая смерть, она, знаешь ли...
- Посмотришь... скоро, - обещает торговец и вдруг улыбается. - Да только тогда мена уже... не состоится.
- Ладно тебе, - примирительно говорит вышедший из ворот. - Глядишь, успеем, сторгуемся. Ты скажи только, почему на боль-то?
- А кто возьмёт... за другое? А у меня дети. Друзья... Надо, чтобы боль - мне. Страшно, если им такая... А я привыкну. Терпеть не сложно...
Зажатая в кулаках трава вернулась к земле, скорей вцепилась корнями - прирасти, снова стать живой.
- Ну и ладно, - вздыхает вышедший из ворот. - Всё равно мне обманывать не к лицу, это право другого. Нет ведь у меня боли своей - за вечность вся вышла. Вечность - это долго, очень долго... Чтобы подождать дурака - тоже времени хватит.
Как вышел, так и втекает, в почти незаметную щель.
Через миг, разгоняя меновщиков, ворота распахиваются настежь, и в небо взмывает Луч.
* * *
Вечереет, двое сидят на стене, свесив ноги.
- Вот бы кто пришёл, и попросил за смерть - крылья. Я б - не глядя. Устал...
- А я этого понимаю, сегодняшнего. Пусть боль, только к своим поближе. И привыкнуть можно - Он же привык...
Да только эти думают, что крылья до'роги, вот никто и не просит - даже за последнее. Знали бы они...
- Размечтался. Крылья - они твои, что ли? Выдано - пользуйся, но за сохранность отвечаешь. За внешний вид... В камины не вздумай лазить. Я вот попёрся однажды - хотел дедом Морозом, очень уж ребёнок плакал и ждал чуда... Прилетел чёрным, так два века потом не отмыться было. Лучше не вспоминать.
- Разговорчики наверху! - ворчит привратник, гремя ключами. - Сейчас и без крыльев, и без языков останетесь.
Ворота закрываются до следующего луча. Встретившиеся створки о чём-то переговариваются между собой. Обсуждают завтрашний базарчик?