Власть – в воронках от бомб. Знаем (Сирия), помним (Донбасс).
Зверь по-прежнему зверь. Трупный запах по-прежнему сладок.
Изолгавшимся ртом улыбается правящий класс,
ворохами цитат защищая себя от нападок.
Я родился в эпоху, что тупо вставала с колен.
Я искал к ней подходы, не в лоб, а по тропам окольным,
целовал ее в губы, брал горлом, в осаду и в плен,
а она из-под глыб отзывалась моим колокольням.
Мне казалось, все сладится, все состоится вот-вот.
И окрепнут колхозы, поедут вагоны по БАМу,
и в дворцы из стекла и бетона заселят народ.
Так оно и случилось… Забыть бы мне ту панораму!
Но спивалась деревня. Страна погружалась в раскол.
Рукотворное море, чернея от крови венозной,
словно мертвую рыбу, кидало в глаза протокол
о заре Коммунизма, зовущей не к счастью, а к звездам.
Цель терялась из виду, растаскивалась по углам,
уходила в подпочву, в загул, в наркотический омут.
Те далекие звезды, что были обещаны нам,
стали просто кусочками жести на чьих-то погонах.
И тогда я увидел тех всадников: всех четверых.
И пахнуло паленым, и молнии вдруг заблистали.
И узнал я тщету и беспочвенность планов земных,
и решил умереть от грядущей тоски и печали.
Так оно и случилось. Я – пыль под чужим сапогом.
Впрочем, все умирают. Во славу квартирных излишков,
ради будущей жизни. Но речь ведь сейчас о другом…
О другом вспоминают, однако пекутся не слишком.