Ненаписанное письмо (Леонид Васюкович) / Стихи.ру

            ( Из дневников инструктора альпинизма)

   Прости меня, дружище, прости! Письмо моё опоздало. Опоздало на целую вечность. Ты уже не получишь его. Поздно и непоправимо. Вот уже который год я живу с чувством неискупленной вины и с огромным желанием ответить на твое письмо… Но куда?!
   Я обращаюсь к горам, которые, уверен, хранят эхо твоих шагов, тепло твоих рук, звуки твоей гитары, твои песни. Я обращаюсь ко всем, кто помнит тебя:
   - Послушайте, это о нем! Вы же любили его, вы гордились дружбой с ним!
   Когда спускаются вьюги на наш, приютившийся среди гор, городок, когда в стремительном полёте грохочут лавины по склонам Андырчи, когда льют бесконечные дожди и ложатся тяжелые тучи на скалы, утесы, вершины и сосны Баксана, невыносимо больно хочется видеть тебя, общаться с тобой, наперед простить несовпадение наших мыслей, взглядов.
   Почему же я не ответил на твоё письмо? Может быть, суета буден, масса неотложных дел или же, все-таки твой вопрос о счастье? А может быть неистребимое чувство, что каждому из нас на этой земле отпущено жить целую вечность, а значит, отвечу, успею, но потом.
   Да, у нас с тобой было много общего. Мы одинаково сильно любили горы. И еще больше любили Её. Любили по- рыцарски светло и высоко. Она была всегда с нами. Она была частицей нашей жизни. Мы не ревновали ее друг к другу в том возрасте, когда еще, как пел А. Дольский «… не разделились беспощадно мы на женщин и мужчин…», поэтому умели быть счастливыми втроём. Далёкое святое время, когда сердце открыто всему и всем. И горы были свидетелями любви нашей и бесконечной преданности друг другу. Сколько отполыхало бивачных костров, сколько было спето песен, сколько самых сокровенных мыслей доверено друг другу!
   А нас троих и в институте, и в альплагере называли «Бермудским треугольником», непонятным, так как не было у нас троих третьего лишнего.
   Но все-же пришло время расстаться с романтическим настроением и столкнуться с беспощадной реальность расставить все точки над «I». И разговор наш с тобой состоялся в палатке на узкой полочке отвесной стены, когда в вершину лупили молнии и нам казалось, что следующая будет нашей. Это был уже четвертый день нашего восхождения. Мы сидели спина к спине. Молчали. Каждый думал о своем. Я думал о ней. Ты первым нарушил молчание:
   -Знаешь, я люблю её.
   Оказывается, ты тоже думал о ней. Ответить тебе:- Я тоже люблю её! – было бы глупо. Поэтому я промолчал.
   - Слышишь, я люблю её, - повторил ты. И, конечно же, ты ждал, что я скажу в ответ. Я же продолжал молчать.
   - Я понимаю тебя, - вздохнул ты и, помолчав, спросил: - Так что же будем делать?
   - Не знаю… Не думал об этом.
   - А я постоянно думаю. И знаешь, что я решил.
   - Что, - шепотом от волнения спросил я.
   - Я уеду.
   - Не говори глупости… Куда ты уедешь? И ты, что это делаешь для меня? Устраиваешь мою жизнь? Я ругался, стараясь перекричать грозовые разряды.
   Ты же оставался внешне спокойным, впрочем, каким и был в жизни, прощая мою чрезмерную эмоциональность, вспыльчивость.
   - Нет, я делаю это для себя, - произнес ты твердо, и я понял, что навсегда теряю настоящего преданного мне друга. И ощутил своей спиной не тепло его плеча, а, казалось, пустоту, холодную пустоту бездны за палаткой.
   « Вот и трещит наш «Бермудский треугольник,- подумал я. – Пришел момент выбора». Ты был сильнее меня, а, вернее, добрее и преданней нашей дружбе.
   - А если она предпочтет тебя?
   - Это решится с моим отъездом. Но запомни, если же она выберет тебя, я не прощу тебе двух вещей. Первое, если она выберет кого-то другого…И второе…
   Ты не смог закончить второе условие: рядом в кулуаре сорвалась лавина снега вперемешку с камнями, и ее ледяное дыхание ворвалось в палатку.
   - И не прощу, если она, выбрав тебя, будет несчастлива с тобой.
   Я ничего не сказал тебе в ответ. Тяжело было на сердце.

   Гроза постепенно стихала. Новый день начинался лениво, Без особой радости мы поднялись на вершину, оставили записку, нашу последнюю совместную записку в туре,и пошли на спуск.
   Ты уехал из лагеря рано утром, не попрощавшись с нами.Ты писал редко, без подробностей. Но телеграммы к датам, к праздникам приходили всегда в срок. И, наконец, твое последнее письмо, на которое я так и не ответил. Всё искал нужные слова, а когда, наконец, собрался, пришла страшная новость из Тянь-Шаня.
      Я вышел в ночь. Тревожно шумели сосны на склонах над твоим любимым альплагерем, шумно с грохотом ворочала камни бессонная река, матово сверкали снега Уллу-Тау, над которой застыл вопросом ковш Большой Медведицы. В таком же лунном свете сейчас и возвышался пик Джигит, который сбросил утром со своих плеч мощную лавину на палатки вашего штурмового лагеря…

   P.S. И снова не получилось письмо. Не об этом хотелось бы написать, а ещё лучше сказать, если бы так жестоко судьба не разлучила нас. Хотелось подобрать слова о вечном и непреходящем.
   - Но вы –то знали его тоже. Вы же любили его, вы гордились дружбой с ним!