Там, где слагают притчи и легенды,
В затворничестве кладезь обретя,
Царит Хаос, скитальцами воспетый,
Не признающий кресел короля.
Здесь торжество на грани сумасбродства,
В безумстве гениальностный психоз.
И не сравнить того красивого уродства,
Которым дышит и поёт страна Стихоз.
И год от года шизанутостью мерцая,
Кружа в неистовстве бесстыдства и грехов,
Кайфует на краю писательская стая,
Оттачивая россказни призвизднутых отцов.
Разносят слухи о блаженных ветры,
Предупреждая об отсутствии границ,
Показывают путникам шальные километры,
Покрытые рулонами линованных страниц.
Там принимают всех – заумных и не очень,
А пишут уж тем более и млад и стар.
И вроде как одна неряшливая очередь,
У каждого свой самогон бутыли и стакан.
Так всё и двигалось беспечно и вольготно
До той поры, пока в шумливый стан
Не прибыл Герцог правил благородных,
Отправленный присяжными разрушить балаган.
И въехал на коне норийской чёрной масти
Вельможа, возглавляя безжалостную рать,
И начали прозаиков они кромсать на части,
И головы поэтам секирой отрубать.
Казнили весь народ, живущий не по нравам,
Развеяв прах в долине неистовых творцов.
Не думал самодур, что смертоносным планам
Не суждено расширить державу мертвецов.
Пропитанная кровью землица взбунтовалась,
Выбрасывая вверх пласты грунта.
И прямо на глазах по новой зарождалось
Великое семейство словесного труда.
Там, где лежал один, восстало уже двое.
Лист скомканных стихов в поэму перерос.
И пошатнулась тьма, сгибаемая Волей,
Старанья душегубов пустивши под откос.
А Герцог, весь великолепьем сотканный,
Смотря на пляску чокнутых Стихоз,
Вскричал в порыве: «Будьте же вы прокляты,
Шуты безродные, мне вынесшие мозг!»