(Бежал бродяга...)
Пока писал я о судьбе,
О внутренней гармонии,
Вдруг вспомнил, как играл в избе
Мой дядя на гармонии.
Он так растягивал меха,
Аж стёкла в окнах дзенькали,
Летели звонкие верха
Над спящей деревенькою.
Надрывно вторили басы
Трагической мелодии,
И даже старые часы
В такт стали тикать вроде бы.
Бродяга с каторги бежал
Тропой звериной узкою…
Мне дядя душу в клочья рвал
Стариной песней русскою.
Лежал покойник на столе,
Огарок в блюдце плавился.
Ещё не ведали в селе,
Что дедушка представился.
Ах, каторжанская страна,
Ах, лагерная Отчина,
Готова ты воздать сполна
Напильником заточенным!
И я, затихнув на печи,
Глядел глазами сонными,
Как собирают в путь в ночи
Былого заключённого.
В бушлате ещё лагерном
Молчит и не шевелится -
Вернулся дед в полста шестом,
Но не прожил и месяца.
И я, пяти неполных лет,
Всё помню без изъятия,
Как уходил из жизни дед
Под слёзы и проклятия.
И только дядя Тимофей
Не матерился горестно,
А рвал гармонией своей
Нам души вкупе с совестью.
Бродяга вышел на Байкал
И в бочке плыть наладился…
Я горше песни не слыхал
С тех пор, как дед представился.
Поёт родная сторона
Сегодня песни разные,
Но вот судьба её видна
Лишь в этих песнях каторжных.
«Умру, в чужой земле зароют,
Заплачет маменька моя» -
В стране меняются герои,
Но песен их не знаю я…