Она покинула его, и как-то сразу
ему немного полегчало от души.
Соседи, дворники, обычаи и фразы –
привычно ёжились в простуженной тиши.
А ведь, бывало, отводили без оглядки,
оно же полнилось, круглея и сопя.
Но взятки гладки. И копают, но не грядки.
Всё по порядку. Как и время засыпать.
Она считала, что готова для полёта
уже давно. И лишь условности виной
тому, что навыки умелого пилота
даны не в спарке, а лишь только ей одной.
Зато ему всегда хотелось оголтело
стабильно двигаться не вверх, а по стопам,
по головам, по существу. Оно потело.
И припадало то к истокам, то к столпам.
В неё плевали, без неё тянули лямку.
Его ломило, сотрясало и рвало.
А с ней играли и на сцене, и в орлянку.
Оно давилось от надменности былой.
И только вместе не сходилось, не случалось.
А если ладилось – не с теми и не тут.
И это чушь: теперь судить и бить на жалость,
когда уже несут, стенают и плетут...
Её порывы и созвучные ей силы
легко душились массой мерзости людской.
Его же глупость несусветная косила
в обнимку с ленью, злобой, вечною тоской...
Когда в законе сила действует на тело –
любое тело, погружаясь, признаёт...
Душа покинула его и отлетела.
Ползти по жизни много легче без неё.