Вдогонку ушедшему губернатору (если что, название можно и сменить)
Олег не обещал вернуться,
Как Терминатор и Конфуций
Как Карлсон, Монтескье и Луций...
Ну тут меня уж занесло.
Потом споют на резонансе
Вдруг в ностальгическом романсе
«Ты обмани, но ты останься!»
И дальше, там, тро-ло-ло-ло...
Что ж было до — мы с вами видим:
Он в Пермь влюбился как правитель,
Но за семь лет возненавидел,
А может, кто его обидел,
Ведь он же тоже человек!
«Скажи-ка, дядя, ведь не даром!..»
Но дядя, мимо нёсший тару,
Лишь огрызнулся, перегаром
Дыхнул и скрылся, как Олег.
Он раза три всё обещался
Покинуть пост, и собирался,
И каждый раз навек прощался,
Когда он уходил на миг.
Вопрос конечно очень спорный,
Но в думе, где-нибудь за шторой,
Он памятник нерукотворный
Себе, наверное, воздвиг.
Быть может, так ему и надо?
Как пелося в одной балладе:
Когда уходит губернатор,
То остаётся только блюз.
В отставке с орденом почёта.
Коль он просил судьбу о чём-то,
Та всё равно — какого чёрта! -
Ему б дала его; ещё ты
Благодари, что вышел плюс,
А то она свела бы счёты,
И вышел бы какой конфуз.
Он уходил — смотрели следом,
Грустили, может быть, соседи,
Отцы и дети, может, деды,
Ну а скорей всего, никто.
Кому он сдался, Чиркунов-то?
Вот только мне — вон сколько слов-то!
И колет шерстяная кофта,
И зябко кутаюсь в пальто.
А время всё идёт и тянет,
Фигура медленно, но вянет,
Как историческая память,
И позабытый Чиркунов,
Пожалуй, тоже канет в Лету,
К тому же, скоро, скоро лето!
Кому-то даже дела нету
До смены всех этих постов!
Но вот пришёл посланник гоев,
Не новый губер, лишь и. о. и
Чужой уральской нашей хвое,
Картошке пермской и земле,
В коей расти ей было тесно...
Он занимает это место.
А как зовут-то? Неизвестно...
А нет, известно, только честно,
Он был «Эй, как ты там!?» в Кремле.
Мороз и солнце, день чудесный!
Все косятся, хрипят «неместный»,
А кто-то позволяет жесты
Такие, что не описать...
Ну, описать, конечно, можно,
И показать могу, но, всё же,
Мы ведь культурные — на рожах
Стоит культурности печать.
И он пришёл, бродяга партий,
Он неуёмен, не азартен,
Он Виктор Фёдорыч Басаргин!
А может быть, и Басаргин!
(Простите, но в стихотвореньи
Все ударенья ставить лень мне,
Я даже, может быть, презренье
Испытываю к удареньям).
И в силу собственного мненья
Предположу, что на вступленьи
Он в должность пел российский гимн!
Тем временем у нас в гордуме
Всё потонуло в общем шуме,
Все мнения смешались, в сумме
Не получилось ничего.
Все удивились воле Рока,
Немножко стало одиноко,
Что Чиркунов ушёл до срока;
Решили, это волшебство.
Вот справороссы общей массой:
Им всё понравилось, всё классно,
Но почему, правда, не ясно,
Но справедливо — в этом суть!
Вот коммунисты: им, напротив,
Опять не нравится всё. Вроде
КПРФ давно не в моде,
И их забыли все в народе,
Как ливерную колбасу...
Единороссы — тут понятно,
Им всё отлично и приятно,
Они вобще все пахнут мятой,
Чтоб отличать своих в толпе.
(Басаргина они украдкой
Побрызгали чуть под лопаткой
Своим партийным спреем мятным
И он сдержался, он стерпел).
ЛДПР же, в целом, по фиг,
Они всего лишь жаждут крови,
Причём, политика любого;
Руками машут и орут.
Такая уж у них система.
Ещё они не любят эмо,
У Виктора здесь нет проблемы
Он и без чёлки очень крут.
Ну, пусть они себе судачат.
Мы ж дружно скажем им «удачи!»,
И кто-то, может быть, поплачет
Над историческим лицом,
Лицом Олега Чиркунова.
И сердце, что вполне здорово,
Пронзит вдруг боль, как у зубного,
И вырастет над пришлецом!