С передовой
меня везли
"двухсотым",
Хотя, десятым, вроде, был
по счёту.
Я смутно помню:
дом стоял высотный
И кто-то посылал
укропов к чёрту.
А после - тишь. Разрывы где-то
в тучах,
А дальше - небо в градах
и осколках,
И перестала рана
горло мучить,
И в морду - тряпку
(неудачно скомкав).
Я еду в морг
(не в лазарет вести же),
Мне место на заброшенном
погосте.
А лазарет навстречу -
ближе...
ближе,
И кто-то крикнул:
- Наши или гости?
- Да, наши это.
Безнадёги только.
Дорога им - по мамкам
и кладбИщам.
- Эй, гляньте,
шевельнулся Колька:
Глазами мир
потусторонний
ищет.
А дальше - свет,
носилки,
кровь
и вата...
А после - скальпель
и осколок мины.
- Не уходи, солдатик.
Рановато.
Нам на тебя не хватит
"формалина".
Он не ушел.
Он снова был в полёте,
А дома мамка у окошка
плачет.
Эй, люди,
Вы в войне давно
живёте,
Но кто войну сейчас
переиначит?
Ещё осколок...
Многовато парню.
Бинты,
шприцы,
надрез,
томпон...
Всё к бесу...
Последний миг -
забрезжил.
Ветер - горек...
Хирургам привыкать ли
снова к стрессу?..
А он ушёл
"двухсотым"
и счастливым.
Теперь он мамку
встретит
на погосте.
А за двором
цветут нахально
сливы,
А в доме
Гости...
гости...
гости...
гости...