ЧЕРНИЦЫН Олег
Поднимали Татьяну на борт сухогруза, как какую-то драгоценную реликвию, отданную морем. Загорелые, привыкшие к нелёгкому труду руки моряков держали её нежно, как держит мать своё дитя.
- Жива?
- Жива! Жива! Доктора скорей!
Это было окончанием её отдыха на море, о котором она так долго мечтала. Окончанием удачным, если учесть, что всё могло закончиться более плачевно…
Вот он – знакомый с детства Сочинский вокзал. Давно, где-то в далёком детстве, она также выходила с поезда на его перрон. С верой в сказку о далёком солнечном городе у моря. Только тогда их было трое: она, мама и ещё живой отец.
А сейчас Татьяна студентка третьего курса. Успешно сдала сессию. Об отдыхе на море мечтала давно. Аккуратно откладывала от заработка - подрабатывала в кафе, да и мать немного помогла. И вот он: билет до Сочи – пропуск в двухнедельную сказку, в её в давнюю мечту. Мама, к сожалению, не смогла поехать – разболелась. Велела отдохнуть за неё.
Вот и хлопотливые хозяйки, сдающие жильё отдыхающим. Вот и славная небольшая комнатка с выходом в старый ухоженный сад. Вечер принёс с моря блаженный бриз. Всё, слава Богу, на месте! Сегодня распакуюсь, осмотрюсь, а завтра с утра – на море!..
Утро задалось на славу. Прохлада с сада сочилась в открытое окно, нежила, пьянила просыпающийся мозг и опять погружала в сон. Жар от асфальта, ненавистный городской смог, сессия, домашние хлопоты – всё это осталось где-то далеко-далеко и не с ней.
Жмурясь от наглого солнечного луча, окончательно разбудившего её, она с удовольствием и искренне улыбнулась ему.
- Проснись и улыбнись в окно - новому дню, солнцу. Радуйся, что Боженька подарил тебе ещё один денёк, - так с детства её учила мама.
- Здравствуй, солнышко - колоколнышко! – с удовольствием играла она в эту игру уже много лет, выполняя наказ мамы - будь то летом, либо зимним тёмным утром.
Так, вставать! Днём досплю. А сейчас – к морю! К морю!
Море встретило её, как старого доброго друга, одарив миллионом бриллиантов своих солнечных бликов. Татьяна прищурилась от удовольствия. Защитные очки она не любила, не носила их принципиально. Рассуждала, что не так уж и много у них, жителей средней полосы, летних солнечных дней, чтобы им прятаться от солнца.
Народа на пляже было ещё немного, и ей без труда удалось найти место в тени.
- Главное – не сгореть. На первый раз позагораю минут тридцать - сорок. А-то сгорю и испорчу себе весь отдых.
А как хочется отдаться ему – пока ещё сонному и нежному солнцу, лениво встающему из за ещё облачного горизонта. Забыться и утонуть в его горячем дыхании…
- Хо-ро-шо! Ой, мама, как хорошо! Как жаль, что тебя нет рядом. Начало одиннадцатого. Искупаюсь последний раз и домой. И спать, спать, спать! Отосплюсь за весь год. А часикам к пяти опять на пляж.
Татьяна очнулась от резкой боли, точно сотни иголок вонзились в её спину и ноги.
- Заснула я что ли?
Она подняла голову. Море. Море вокруг: впереди, слева и справа. И только позади её виднелась тонкая полоска земли.
Всё смешалось в её голове. Разум отказывался признать то, что с ней случилось.
- Что же я наделала?! Бестолочь!..
А случилось то, что она просто-напросто уснула на своём надувном матраце, сморенная ещё добрым солнцем и убаюканная нежной волной. Шея, спина и ноги горели. Она могла представить об их цвете по своим ярко розовым плечам и локтям.
- Насколько меня унесло? Не знаю. Людей почти не видно. Значит, на километр – два. Надо кричать. Конечно же, надо кричать!
Татьяна кричала, развернув матрац в сторону берега. Кричала, приподнявшись на локтях, до хрипоты, пытаясь махать своей панамой.
- Плыть. Надо плыть!
Татьяна гребла ладошками, вкладывая в каждое движение всю силу своего хрупкого тела, всю свою надежду на спасение.
- Раз, два, три. Раз, два, три, - ей казалось, что так было легче грести.
Она гребла, уткнувшись лицом в матрац, глубоко дыша носом, мёртвой хваткой сжав зубы. Гребла тупо и яростно. Гребла, хватая море своими тонкими девичьими пальцами. То самое море, которое ещё недавно нежило и обещало ей столько хорошего… Но земля точно издевалась над ней, быстро удаляясь и укрываясь голубым шёлком прибрежного неба.
- А-а-а! Лю-ди! – не кричала, а истошно и обречённо орала она туда, где было что-то, ещё похожее на берег.
На минуту силы оставили её. Она обмякла и провалилась в глубокую прострацию.
- Господи! Что же мне делать? Что со мной будет?..
Татьяна сконцентрировалась и аккуратно перевернулась на спину. Солнце безжалостно резануло ей по глазам. В тоже время, тёплая вода несколько погасила костёр, сжигающий её спину и ноги.
- Сейчас сожгу всё остальное. Надо спрятаться в воде. И надо плыть! Но какая там глубина?! И акулы!.. Дурында! Какие акулы в Чёрном море! Их тут нет. Поняла?! Не-е-ет! И надо плыть! – вспышками выдавал её мозг.
- Вообще-то, где-то слышала, что акулы здесь есть, но их мало и они не большие и не опасные. Но тут глубоко! Сотни метров, километр?..
Татьяну бросило в дрожь, когда она представила под собой чёрную бездну. Она замерла, на минуту затаив дыхание, а затем всем своим телом прижалась к матрацу, крепко схватив его усталыми пальцами.
Но эта бездна могла подарить ей какое-то спасение от палящего солнца. Этого белого безжалостного диска на таком же белом огромном небе. Небо и море - они были везде. А она была лишь песчинкой, оторвавшейся от берега. Песчинкой на ложе моря, которое могло в любое мгновение поглотить её, позабавившись и наигравшись с ней.
- Пить. Ведь я уже давно хочу пить! Но где же здесь вода?..
Татьяна нашла силы усмехнуться, поняв, что более идиотского вопроса задать не могла.
- Солнце и соль – это и убьёт меня…
И она впервые чётко осознала, что это может быть началом её конца. Её страшного конца…
- Но я не хочу умирать! Зачем мне умирать?! Я ещё молодая, и не пожила толком. Что я видела, где была? Что сделала путёвого? Школу закончила, дальше учусь. Работаю, матери помогаю. И всё. Нет, я не-хо-чу умирать! Мне ещё институт закончить нужно, диплом получить. Ведь я отцу обещала! Родить надо. Да я ещё и парней толком не знала – облизал один после дискотеки, и смех, и грех… Или Он меня чистую забрать хочет? – Татьяна зажмурилась от солнца и посмотрела куда-то вверх…
Немного успокоившись, она зачерпнула в ладошку тёплой скользкой влаги и попробовала выпить её.
- Гадость какая! Надо не пить как можно дольше! – ещё осознанно она дала себе установку. - Только ополоснуть рот и выплюнуть эту солёную мерзость. Иначе, иначе – конец… Надо продержаться, продержаться - пока меня не найдут!..
- А почему меня не ищут? Ведь меня должны искать!!! Через спутники, там, разные, на самолётах, катерах! Ведь я такое не раз видела по телевидению!
- Чего я несу? Кто меня кинется и когда? Увидят вечером на пустом пляже мою одежду, подумают, что забыла, или загуляла девица с друзьями в каком-нибудь баре. Вот если хозяйка моя меня спохватится?! Паспорт-то мой как раз у неё для регистрации!.. Ну, тогда всё сопоставят и точно решат, что я утонула. И какие самолёты? Максимум поищут у берега… Так они же маме обо всём сообщат! Господи, что же я наделала!? Бедная моя мамочка! Прости меня, дуру, ради Бога – прости!..
- Но должны же здесь пароходы разные плавать, корабли! Грузы всякие возят, нефть, туристов… Да, ведь корабли не плавают, а ходят! – Татьяна вспомнила как-то раз услышанную ей шутку по этому поводу и усмехнулась. - Так и пограничники должны быть! Ведь где-то должна быть граница?! А граница у нас на замке!..
- И ещё. Ведь, были случаи, когда утопающих людей спасали дельфины! Подставляли свои спины и плыли к берегу. И от акул спасали.
- Флиппер! – Татьяна крикнула куда-то в пустоту. Так, на всякий случай, цепляясь за любую соломинку, в глубине своего сознания вдруг поверив в это чудо. – Идиотка…
Тело горело и затекало. И Татьяна решилась сползти с матраца и плыть, толкая его впереди. Куда? Уже безразлично. Лишь бы спрятаться от этого солнца. Какое это было блаженство! Татьяна даже решилась проплыть вокруг матраца. Но вдруг нашедший на неё ужас перед бездной и страх потерять матрац точно оглушил её. Она одним рывком догнала его и вцепилась в него настолько крепко, чтобы не порвать, обняла и прижалась к нему, как к чему-то живому и очень родному…
- Матрасик! Мой миленький родной матрасик!..
- Хорошо, что панаму надела. А купальник – бикини. Балда! Ведь хотела же в первые дни надевать закрытый! Был бы закрытый – растянула бы его, закуталась бы в него от этого белого палача… Вот и жарь сейчас свои прелести!..
Спустились сумерки. Страха перед бездной уже нет. Вода немного отрезвляет, приводит в чувство. И только.
- Что же ты солёная такая, зараза? Спасаешь от солнца, а сама медленно убиваешь меня. Медленно, словно смакуешь… Хочешь у солнца взять право самой убить меня?
- Солёная я, как селёдка. Шучу, значит, живу, не сошла с ума. Это уже хорошо. И главное – не выпустить из рук мой дорогой милый матрасик!
Заход солнца подсказал Татьяне, где запад. Остальные стороны света она определила уже без труда и, почему-то, очень обрадовалась этому. Но тут же с иронией дала себе отчёт, что в её положении эти знания совершенно бессмысленны.
- Какая разница, к чьим берегам меня прибьет? Только не к туркам. Они Натовцы и девушек русских не уважают. Боже, опять меня понесло?!
Вдруг стало темно – как и положено в этих краях. Как только солнце - этот её безжалостный палач, опустилось за горизонт. Чтобы отдохнуть от содеянного и завтра добить её. Ветер крепчал, раскачивая матрац на разбуженных волнах. Татьяну вновь охватил страх перед будущей ночью.
- Только не шторм! – Она с ужасом представила новую реальную опасность и себя, откуда-то с высоты, в этой жуткой бескрайней чёрной западне. Куда есть вход, но нет выхода…
Тело Татьяны стало одной горящей болячкой, одним просолённым водяным волдырём. Её уже не рвало – не осталось даже желчи. Её постоянно тошнило и страшно кружилась голова. Соль стягивала всё тело. Соль была везде. Разъедала глаза, и нечем было их протереть. Губы разрывали трещины. Ещё днём, не смотря на внутренние установки, Татьяна всё-таки не выдержала и дала себе волю напиться. А теперь проклинала себя за эту секундную слабость. С трудом она копила слюну, чтобы как-то смягчить рот. Но этого хватало не более, чем на какие-то секунды.
Её начал бить озноб, измученное тело сковал холод. Никогда ей не было так холодно. Татьяна как можно осторожней повернулась на бок, подтянула колени к груди, обхватив их руками.
- Только бы не перевернуться...
Но страх потерять матрац заставил её вновь лечь на живот, отдавая голое тело на забаву ночному ветру. Засыпающий, уже смутный её рассудок твердил одно: "Держаться! Держаться! Обхватить матрац, пальцы в замок и держаться!».
- Ведь есть же, как его, … путешественник – одиночка? Конюхов, кажется, Фёдор. «Старик и море» Хемингуэя когда-то читала. Ведь они могли и смогли!..
- Да все они пацаны по сравнению со мной! У них были лодки, одежда и вода! Вода!!!
- А ещё был Маресьев. И он тоже дошёл, или дополз…
- Как там у Горького: «Вошь я или человек?». Боже, что же я несу такое?!
- Перевернуться и уйти в эту чёрную массу. И всё. Конец… - Татьяна представила себя, медленно поглощаемую водной бездной.
- Жуть… - её передёрнуло от этой картины. - Нет. Это ещё страшнее. Ведь я ещё живу. По крайней мере – существую. Да и грех это великий. А кто спросит за это? Он? А где же Он сейчас? Где рука Его помощи?..
- Жива, жива… Если ругаюсь, да ещё на ко-го, значит, ещё жива! Главное, не упустить матрац. Он – мой спаситель. Моя земля. Стоп! А может быть это и есть держащая меня рука Господа?!
- Звезды. Какие они красивые, эти звезды. Как у нас в саду летом. Выйдешь ночью, стоишь – молчишь и любуешься. Затаив дыхание, чтобы не вспугнуть эту кристальную тишину, не сдуть эти блестящие песчинки с черного купала неба…
- Вот лежи сейчас – и любуйся! Как там, у Блока:
« В море одна лишь волна – быстротечная.
В небе одна лишь звезда – бесконечная.
В мире она лишь душа – вечная».
- Господи! Милостивый наш! Услышь меня!!!
- Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли! – вспомнила Татьяна, как молилась мама.
- И на море, - робко добавила она от себя, - Прости меня, грешную! Спаси! Век буду прославлять и любить Тебя!
Татьяна то шептала, то кричала куда-то вверх. Молитва придала ей силы. Она приподнялась и, затаив дыхание, всматривалась своими больными воспалёнными глазами в звездную высь. Она искала Его…
- А искренна ли я сейчас. Не лицемерю? Крест ношу. И сейчас он при мне. - И она сильно прижала золотой крестик к груди. На сколько ещё могла…Как будто это был её единственный спасательный круг.
- Мама подарила, на совершеннолетие. Мама… Мама…
Это было последнее, что больше походило на вымученный стон. Всё последующее уже было в её мутном сознании, где-то глубоко в ней, в её душе…
- Господи! Люди! В чём мой грех? За что так меня? Что и кому я сделала плохого?! Жила как все – не хуже, не лучше. Училась, работала. В церковь захаживала.
- Вот именно – захаживала, иногда, так - по пути. Или перед сессией свечку поставить. Правда, милостыню подавала. Крестик ношу - опять же, это так, больше по моде. Но я и не одна такая. Вон только и показывают, как бывшие партийные крестятся, да поклоны бьют. В первых рядах стоят – ближе к Богу… Прости меня, Господи! А потом с миллиардами и своими чадами – по Лондонам, да Парижам… И ничего!
- А в себе покопаться - дерьма нароешь… Ведь всё про себя знаю и Он, наверное, знает. Нужный журнал для реферата из читалки стащила? Матери иногда нервы треплю. Знаю, что не права, а лезу на рожон. Не дядька, так и в институт, может быть, не поступила: зашёл к кому надо и с чем надо…
- Покуривать начала, выпить могу за компанию в общаге у сокурсников. С подружками словечко – другое загнуть смогу. Так что нечего из себя святошу строить...
…Окончательно вымученная, Татьяна уснула. Просто - уснула. Наступил пик её физических и психических возможностей. Её телу и мозгу нужен был отдых от стрессов, полученных в этом, казалось бы, бесконечном марафоне. За день, наверное, самый длинный, страшный и важный в её жизни…
Вдруг, что-то, заставило Татьяну приоткрыть глаза, и она увидела свечение моря. Море светилось везде - вокруг неё, под ней. Она не знала о существовании водорослей (ночесветки), которые в августе иногда фосфоресцируют.
- Он услышал меня. Он подал мне знак… - чётко и однозначно отреагировало её сознание.
- Спасибо, тебе, Господи! От меня, грешной спасибо, от мамы моей, от чада моего будущего, которому ты сегодня жизнь подарил... – она попыталась перекреститься и вновь погрузилась в тревожную дрёму, с еле заметной улыбкой на просветлённом лице.
Наступил второй день её пытки. Утренний бриз ушёл к невидимым и столь желанным берегам. Рядом откричали чайки, получив от моря свой завтрак. Солнце неутомимо поднимается к зениту. Жажда. Всё опять против неё…
- Хоть бы маленькую тучку, шторм, снег, град! Только бы не это ненавистное солнце. А как я его любила, как улыбалась ему ещё вчера утром… Да чтоб ты сдохло!!!
- Хоть бы остров какой-нибудь. Необитаемый. Метр на метр. Да хоть на всю жизнь! Встать в полный рост. Размять тело. И воды, воды!!!
- Мой матрасик! Мой спаситель. Мой убийца. Дура, сама виновата!
Татьяна из последних сил обхватила просолённый матрац и от души поцеловала его.
- Не разжимать рук! Не разжи… – Это была её последняя самоустановка. Что с ней стало и что с ней будет - уже не волновало её угасшее сознание...
Татьяна не видела подошедшего к ней сухогруза. Не слышала его гудков и криков команды. Ни шлюпки, ни матросов, смотревших на неё, как на что-то неестественное и невероятное. С одним вопросом на всех: "Жива?".
Этого Татьяна уже не видела и не слышала. Солнце вновь привычно уходило за горизонт, завершая второй день её отлучения. Отлучения от земли и людей. Отлучение от привычной мирской жизни. Это был второй день осознания себя и её очищения – физического и нравственного. Когда впервые за долгие годы она была сама собой и почувствовала в себе Бога…
В этот миг душа Татьяны была где-то далеко, о чём мы можем только робко догадываться и представлять. Может быть - на пути к Нему? Или уже перед Ним?
Она ещё не знала, что Им оставлено ей право на жизнь – высшее и милостивое для людей право. Право дышать и смеяться, рожать, оплакивать родных и близких. Право грешить и каяться…
Об этом она узнает позже…