Галев Юрий
(рассказ)
Сосновый бор — одна из главных достопримечательностей нашего районного центра. Летом, даже в жаркую погоду, в нём царит первозданная прохлада. Ветры здесь не ощутимы, они как бы смиряются и затихают в вечно - зелёных сосновых кронах. Осенью пахнет хвоей, грибами и прелой травой. Этот букет, разбавленный озоновой свежестью, умиротворяет, успокаивает, помогает отвлечься от излишних сует нашей бешеной жизни.
Зимой сосновый бор — это новогодняя сказка из далёкого детства.
Вот по такой сказке, взявшись за руки, мы шли с мамой, покидая районную больницу. А точнее, жутко сказать, туберкулёзный диспансер. В ту пору мне было двенадцать лет…
Лето в этом году задержалось, и, несмотря на довольно прохладные сентябрьские ночи, днём стояла жара.
Мы, десяти - двенадцатилетние мальчишки, после школы пропадали на речке. Нет, не купались, вода всё-таки не успевала нагреваться за день. Просто это место, к которому всех тянуло ещё с тех июльских дней, когда купание было чуть ли не единственным развлечением.
Речка наша неширокая, извилистая, глубиной особой не отличается. Но ещё в начале 70-х годов её перегородили дамбой, создав по одну сторону огромный резервуар, где предполагалось разводить карпов. Дамбу, этот искусственно насыпанный земляной вал, каждую весну прорывали вешние воды, и наступал настоящий праздник для рыбаков, потому что смешивались воды и, конечно же, рыба двух зон — запретной и разрешённой. Так что даже самому удачливому рыбаку-браконьеру рыбнадзоры не могли предъявить никаких претензий.
В этом году дамбу прорвало почему-то в сентябре. Рыба хлынула через проходы, и деревенские пацаны бросились на большую рыбалку. Стоя по пояс в воде, мы черпали самодельными сачками, изготовленными из старого тюля, огромных окуней и чебаков. Их зеленовато-серая чешуя, переливающаяся на солнце, приводила нас, босоногих добытчиков, в неописуемый восторг.
Азарт доходил до такого градуса, что уже не чувствовались ни холод речной воды, пронизывающий до самых костей, ни напичканный ракушками-беззубками речной ил, в котором вязли ступни ног.
В тот день я принёс домой целое ведро окуней. А к вечеру слёг с температурой - сказалась моя азартная рыбалка.
Мама! Она хлопотала надо мной, втискивая в рот какие-то таблетки, готовила примочки, заваривала какую-то траву, но всё это было ничто по сравнению с тем, что она сидела около меня, гладила своей ладонью по моему пылающему телу, говорила какие-то слова. Слова самые обычные: «Не болей, сынок», «ты скоро поправишься», что-то ещё. Смысл их был не столь важен, важен был голос, интонация, с которой произносила их мама.
Больницы избежать не удалось. Диагноз не утешительный — воспаление лёгких. Уколы, таблетки, процедуры, приглушённое щебетание медсестёр и нянечек. Вся эта будничность больничного быта скрашивалась только одним событием: ко мне приходила мама. Она приходила каждый день, приносила какие-то «вкусности». Главное даже не в этом, а в том, что она была рядом, её ладони, ощупывающие мой лоб, лицо, руки источали такое тепло и нежность, что всякие болезненные ощущения исчезали. Теперь я понимаю, что никакая терапия не может с этим сравниться.
За окном больничной палаты отыграл своими пёстрыми красками не по -осеннему тёплый и солнечный сентябрь. Начались затяжные унылые дожди. Всё стало серым и однообразным. От этого тоскливая больничная жизнь стала совсем не выносимой. Меня почему-то не выписывали, хотя, как мне казалось, я был совершенно здоров. Многого мне не говорили. Позже я узнал, что было серьёзное подозрение на туберкулёз.
Мама приходила каждый день, подолгу о чём-то разговаривала с лечащим врачом. Иногда после таких разговоров я видел её заплаканные глаза.
В конце октября, в один из таких приходов, я вышел в коридор и увидел маму, держащую в руках мою домашнюю одежду. Ура! Кажется, меня выписывают! Но радость была преждевременной. Мне предстояло обследование в районной больнице. Впрочем, это меня не особо огорчило. Зато я побуду несколько дней дома, встречусь с друзьями, а там, глядишь, и в больницу не надо будет возвращаться.
Кроме нас, в ожидании приёма врача фтизиатора в коридоре находилась ещё одна пара - мать с ребёнком-подростком, примерно моим ровесником. Мальчик был сама болезнь. Невероятно худ и бледен, его мать, дама строгой интеллигентной внешности, очень громко, менторским тоном увещевала:
- Теперь, Игорёк, будешь выполнять все предписания доктора, принимать строго по времени необходимые лекарства. Вчера таблетки на тумбочке остались нетронутыми? - И ещё: гулять будешь по режиму и никаких контактов с дворовыми мальчишками.
Она как-то облегчённо вздохнула с чувством выполненной миссии и, обернувшись к моей маме, нарочито вежливо спросила:
- Ваш мальчик тоже болен?
- Да, - немного смущаясь, ответила мама. - Мы здесь на обследовании.
- Вот-вот, и, что совершенно непостижимо, наши дети совершенно игнорируют все добрые пожелания. Уже, казалось бы, Игорёк у меня не обделён вниманием, ему организовано специальное питание. Кстати, если хотите, я дам вам некоторые рецепты. Гуляет только в строго отведённое время. Но разве можно на этой проклятой улице оградить ребёнка от вредных контактов?! Неделю назад он пришёл с промоченными ногами. Они с друзьями, видите ли, решили проверить крепость льда на лужах. А три дня назад его, уже больного, накормили мороженым одноклассники. И это без моего ведома.
Я слушал даму и думал: «Бедный Игорёк. Как же тебе, наверное, трудно живётся в железных объятиях твоей мамаши». Я знал, что моя мама любит меня не меньше. Но для нашего деревенского уклада излишняя опека родителей над детьми считалась чем-то ненормальным и даже противоестественным, да и времени у взрослых для этого не было.
Тем временем дама снова обратилась к маме, ей явно хотелось поговорить:
- А что же у вас случилось?
- Рыбу ловили по колено в воде, - со вздохом ответила мама.
- Рыбу? Осенью? По колено в воде? Ужас!
_________
В кабинете фтизиатора сидел человек в белом халате, круглых роговых очках. Он был, видимо, очень занят, потому что, даже не взглянув на нас и продолжая что-то писать, сухо бросил:
- Раздевайтесь...по пояс.
Мама сняла с меня одежду. Доктор встал из-за стола. Молча, без эмоций, всего меня прослушал, потом пошелестел какими-то бумажками, видимо, результатами анализов, и монотонным голосом приказал вновь водворить меня в нашу сельскую больницу, снабдив кучей новых рецептов. Через какое-то время мы должны были ещё раз появиться у него на приёме.
И вновь больничная палата, вновь уколы, таблетки и, конечно же, ежедневные визиты мамы. Теперь болезнь моя усугублялась тоскливым однообразием больничных будней.
Но вот наступил день повторного обследования в районном тубдиспансере. В этот раз принимал нас уже другой доктор - прямая противоположность первому - человек небольшого роста, с пухлым женоподобным лицом, говорливый и улыбчивый. Всем своим видом и действиями он очень быстро и умело располагал к себе, возвращал нам уже поизносившийся за время болезни оптимизм. При нашем появлении в кабинете доктор быстро встал из-за стола, подошёл ближе, спросил, как меня зовут, отметил, что у меня замечательное имя. Потом, обращаясь к маме, произнёс несколько нейтральных, но каких-то добрых фраз:
- Ну, молодой человек, раздевайтесь, - повернувшись ко мне, сказал он.
Мама попыталась мне помочь, но врач остановил её тоном напускной строгости.
- Мамаша, у Вас вполне взрослый сын, он сам прекрасно справится.
Осмотрев мой обнажённый и довольно плотный торс, он хмыкнул и произнёс слова, которые, наверное, очень ждала мама:
- А на туберкулёзника-то он у Вас не похож. Ну что же, послушаем, что там у нас внутри?
- Угу, ага, так, - время от времени изрекал он, прикладывая никелированную кругляшку фонендоскопа к разным частям моего тела. - Ну всё, - улыбаясь сказал он, - одевайся.
Подошёл к своему столу и стал просматривать какие-то бумажки.
- Что же дальше? Опять в больницу? - спросила мама.
- Никаких больниц, поезжайте домой, завтра же в школу, а то набездельничался уже, лежебока, - шутливо сказал доктор, кивая на меня.
- Может быть, какие-нибудь лекарства..., - не веря услышанному, опять спросила мама.
- Купите Вашему сыну «Ревит», «Аскорбинку», ну и... Да никаких ограничений в питании и побольше бывать на воздухе, больше движений.
Вот и всё! Вперёд - в здоровую жизнь, нагуливать румянец.
-------
Итак, все больничные мытарства позади, о них даже думать не хотелось. Будущее? Было бы странно, если бы оно меня волновало в мои двенадцать лет. Зато настоящее казалось прекрасным. Величавый сосновый бор, ослепительно белый снег, он хрустел под ногами, тихо ниспадал с небес пушистыми хлопьями и покрывал собой всё обозримое пространство. Мама держала меня за руку. Она как-то оживилась, что-то говорила о режиме усиленного питания, я особо не вникал в смысл её слов. Ведь главное - она была рядом, а вокруг такая красота.
Мне вдруг захотелось есть. Мы зашли в небольшой магазинчик под названием «Рыба. Мясо», где продавец - солидный дядька в «почти» чистом, белом халате и таком же чепчике - профессиональными движениями сделал нам несколько бутербродов с нежно-розовой корейкой. После магазина мы отправились на автовокзал, к рейсовому автобусу, на ходу жуя наши бутерброды. Ничего вкуснее ни раньше, ни после этого я не ел.
Это был момент настоящего счастья: зимняя сказка, мама, бутерброды с корейкой и никаких врачей.