По следам Моби Дика Мелвилла... Чёлн

Кариатиды Сны
Когда Тебе рассказать
О грусти в моих глазах,
Пожаловаться на боль? -
Внутри она  и в слезах,
 
На ветках блестит весенних
И в лужевых отражениях...
Когда Тебе рассказать
Про нового дня рождение?

Я думаю, что в ту ночь,
Когда Ты не спал, в последнюю,
Умчались все звёзды прочь,
Исчезли лучи рассветные,
 
И мрака был страшен оскал
И моря девятый вал...
Но если б Ты только знал,
Как я нуждалась в беседе!
 
Когда Тебе рассказать
Про сладкие сети - бредни,
Которые звёзды с неба
Стащили в тот горький час?

                "... И вот тогда-то и скрутила  моего  приятеля-язычника и закадычного друга Квикега свирепая горячка, едва не приведшая его в лоно бесконечности.
   Надо сказать, что в китобойном деле синекуры не бывает; здесь достоинство и опасность идут рука об руку; и чем выше ты поднялся, тем тяжелее должен трудиться, покуда не достигнешь капитанского ранга.  Так было и с бедным Квикегом... коротко говоря, гарпунеры на китобойце - это рабочая скотина...
как это ни странно , несмотря на страшную жару, он, обливаясь потом, схватил свирепую простуду, которая перешла в горячку и после некоторых мучительных дней уложила наконец его на койку у самого порога смертной двери. ... В нём теперь почти не оставалось жизни, только косточки и татуировка. ... Неизъяснимый ужас охватывал вас, когда вы сидели подле этого угасающего дикаря и видели в лице его что-то странное, замеченное ещё свидетелями смерти Зороастра. Ибо то, что поистине чудесно и страшно в человеке, никогда ещё не было выражено ни в словах, ни в книгах."


вот бы спросить
о том и об этом
не с кого спрашивать
нету нету
там на другом
конце никого
некого спрашивать
и ничего
мне не узнать
в этом полном
молчании
только стоять
в полном
отчаяньи
только искать
в небе 
пропавшего
только искать
в сердце
попавшего
только искать
мне бы
пропащего
радость
вчерашнюю
позавчерашнего
вот бы спросить
но некого спрашивать
тянется нить
каждая
заживо
наживо сшить
только б спросить
важное
только б
спросить
важное


"А приближение Смерти, которая одинаково равняет всех, одинаково откладывает на всех лицах печать последнего откровения, которое сумел бы выразить словами только тот, кто уже мёртв.

... а что думал о своей болезни сам Квикег, ясно показывает удивительная просьба, с котороЙ он к нам  обратился... Каждого умирающего в Нантакете кладут в такой  тёмный чёлн, и мысль  о подобной возможности и для него самого как нельзя больше пришлась ему по душе; потому что это сильно походило на обычай его народа, по которому мёртвого воина после бальзамирования укладывают во всю длину в  его пирогу и пускают плыть по воле волн к звёздному архипелагу; ибо они верят не только в то, что звёзды - это острова, но также ещё и то, что далеко за гранью видимых горизонтов их собственнон тёплое и безбрежное море сливается с голубыми небесами, образуя белые буруны Млечного пути...


- Отрежут крылья -
новые растут...
И полетит душа,
туда, где не достанут!
Ей нужно - ТАМ!
А что ей делать ТУТ?
Сплошные ямбы, ямы, яви...
И не вздохнуть...
И точно держишь путь,
как повелят -
ни влево
и не вправо...
А ей летать!
И падать,
и парить...
(Для этого живёт
и будет жить
по праву!)
Глядеть по сторонам,
качаться в волнах,
на облаке сидеть
и к звёздам плыть
безмолвным...



 " Он прибавил, что содрогается при мысли, что его похоронят , обернув в койку по старинному морскому обычаю, и вышвырнуь за борт, точно морскую падаль, на съедение стервятницам-акулам. Нет, пусть ему дадут челнок...
  Как только об этой странной просьбе доложили на шканцах, плотнику сразу же было приказано исполнить желание Квикега, каково  бы оно  ни было. ...он не мешкая  подхватил свою дюймовую рейку и со свойственной ему равнодушной исполнительностью... приступил к тщательному обмериванию Квикега, аккуратно прикладывая рейку и оставляя у него на боку меловые отметины.
- Эх, бедняга! придётся ему теперь помереть, - вздохнул моряк с Лонг-Айленда.
 ... Когда был вбит последний гвоздь и крышка выстругана и пригнана  как следует, он [плотник - КС] легко взвалил  себе готовый гроб на плечи и понёс его на бак, чтобы выяснить, готов ли покойник.
  Расслышав возмущённые и  слегка насмешливые возгласы, которыми матросы на палубе гнали плотника с его ношей, Квикег, ко всеобщему ужасу, велел поскорее принести гроб к нему; и  отказать ему, разумеется, было никак нельзя; ведь среди смертных нет больших тиранов, чем умирающие; да и право же, раз уж они скоро почти навечно перестанут нас беспокоить, надо их, бедненьких, покамест ублажать.
  Свесившись через край койки, Квикег долго и внимательно разглядывал гроб. Затем он попросил, чтобы принесли его гарпун, отделили деревянную рукоятку и положили лезвие в гроб вместе с веслом из Старбекова вельбота. По его же просьбе вдоль стенок были уложены в ряд сухари, в головах поставлена бутылка  пресной воды, а в ногах положен мешочек с землёй, которую пополам с опилками наскребли  в  трюме; после этого в гроб вместо подушки сунули свёрнутый кусок парусины. И Квикег стал настойчиво просить, чтобы его перенесли из койки на его последнее ложе - он хотел испробовать его удобства, если в нём таковые имеются. Несколько мгновений он лежал там неподвижно, затем велел одному из товарищей открыть его в мешок и вытащить оттуда маленького бога Йоджо. После этого он сложил на груди руки, прижимая к себе Йоджо, и сказал, чтобы его закрыли гробовой крышкой ("задраили люк", как выразился он). Крышку опустили, откинув верхнюю половину на кожаных петлях, и он лежал , так что одно только его серьёзное лицо виднелось из гроба. "Рармаи"("годится, подходит"), - проговорил он наконец и дал знак, чтобы его снова положили на койку.
...  но теперь, когда казалось, он окончательно приготовился к смерти .. Квикег неожиданно пошёл на поправку... Квикег объяснил причину  своего внезапного выздороваления...: в самый критический момент он вдруг припомнил об одном маленьком дельце на берегу, которое ещё не выполнил, и поэтому он передумал , решил, что умирать он пока ещё не может. Его спросили, неужели он считает, что может жить и умереть по собственному своему произволу и усмотрению? Разумеется, ответил он. Коротко говоря, Квикег был убеждён, что, если человек примет решение жить, обыкновенной болезни не под силу убить его, тут нужен кит, или шторм, или какая-нибудь иная слепая и неодолимая разрушительная сила. 


По правую руку -
будущее,
по левую -
день вчерашний.
По левую
Я - пропащий,
а справа -
пропащим не буду я.
И БУДУ!-
Вот что
мне важно,
вот чтО
заставляет
двигаться!
По левую руку -
распри,
по правую руку -
игрища.
По левую -
только потери,
любви уходящий
след.
А справа...
Я больше не верю,
что справа
чего-то нет!
Там солнце
встаёт -
на Востоке !
Бегу к нему
вправо,
правый!
Там строки -
не так одиноки
и тоже все-
слева направо!
Любовь моя
встанет рядом
и встанет
с правой руки!
Всё - справа!
И даже слава,
А слева -
сплошные сучки,
колдобины,
лужи осенние,
обиды, болезни,
заботы...
Но справа... -
Трава весенняя,
и яблони цвет,
и полёты -
всего,
и всяко,
и всюду!
Там , справа-
моё спасение...
И снова упрямое
" буду!",
и снова
моё
рождение!

____________________________________________________