Иван Переверзин Москва
Иван Переверзин родился в 1953 г. в пос.Жатай, Якутской обл. Окончил Экономическую академию им.Плеханова, Высшие литературные курсы Литературного инст.им.М.Горького. Первая книга автора «Откровение дней» вышла в 1991 г. в Якутске. С 1991 г. публикуется в центральных газетах и журналах: «Москва», «Наш современник», «Смена», «Юность» и др. Член СП России. Лауреат Всероссийских премий: «Традиция», «Полярная звезда», в дальнейшем многих других. Вышли книги поэзии «Утренняя птица»(1994), «Снежные ливни»(1996), избранное «Стихотворения» (2004) и др. Стихи автора переведены на многие языки мира. С 1999 г. живёт в Москве. С 2000 г. возглавляет Литературный фонд России. Председатель Исполкома Международного Сообщества Писательских Союзов (МСПС).
Злая ссора
Как расцветает пышным цветом май,
И не слыхать в высоком небе грома!
Но в ссоре мы — ни здравствуй, ни прощай,
я в дом приду, а ты уйдёшь из дома.
Куда, зачем?! А может быть, за мной, —
и мне лишь надо следом за тобою
бежать, догнав, обнять тебя, друг мой,
сказать: люблю! навеки! всей душою!
Всё может быть, а может и не быть…
И потому с лицом немного нервным
зайду в кабак, чтоб грань определить —
меж болью и спокойствием душевным.
Звучи, оркестр! И гитарист, играй!..
Танцуй, цыганка, в платье красно-ярком!
И — наплевать, что я попал не в рай,
но всем меня, я вижу, очень жалко.
И вдруг как ветром распахнуло дверь,
и ты, войдя с горящим взором, с ходу
нашла меня, и Боже, верь, не верь,
но весь коньяк мне выплеснула в морду!
И — вышла, дверь захлопнув за собой,
а я — остался с мордой в алкоголе…
Что это было — ненависти боль
или любовь, не вынесшая — боли?!
* * *
Как под копирку здесь сентябрь списан с мая, —
в свинцовых тучах вновь высокий небосвод…
И с раннего утра, сон дальше побуждая,
дождь льёт и льёт весь день, и ночью тоже льёт.
А я — мечтал сполна позагорать на солнце,
а я — мечтал в стихах боль чёрную унять…
На деле лишь смотрю с глухой тоской в оконце,
где за туманом даль упорно не видать.
Но — где ни пропадал я на земле суровой…
Оденусь потеплей, возьму надёжный зонт, —
да и пойду себе — искать живое слово,
которое в лесах вновь спрятал горизонт.
Найду — и буду рад! А не найду, так что же —
домой вернусь смурным, но, отдохнув, опять
продолжу поиск свой, — и помоги мне, Боже, —
чтоб, если умирать, так с песней умирать!..
И солнца я дождусь, — когда нагорный ветер
очистит до конца от туч свинцовых высь.
И сразу вспыхнет даль в горячем, ярком свете,
и слово враз придёт — и вера в эту жизнь!..
В Берлине
Я хочу побродить по Берлину —
светлым вечером, ясной зарёй, —
ощущая взгляд пристальный в спину
отгремевшей войны Мировой.
Сколько зим, сколько лет пролетело, —
но по редким рассказам отца
помню я, как полмира горело,
как лилась наша кровь без конца…
Восстановлен Рейхстаг, но под старой
штукатуркой есть подпись одна,
что отец начертал портсигаром —
в знак Победы на все времена.
Но всё плещет волной мирной Шпрее
в мрачно-серого цвета гранит…
Будто мне говорит:
поскорее позабудь — боль военных обид.
Позабыл… Ну, а если и вспомню, —
что об этом теперь говорить, —
жизнью новой, пускай и греховной,
я живу, чтоб в любви победить.
Осенним днём
Пусть пасмурно… Но потому,
как стало — сердцу моему
легко дышать в рассветном устье, —
дождь не польётся, и туман,
от солнечных лучей багрян,
растает раньше чьей-то грусти…
День предпоследний перед тем,
как в даль уеду насовсем, —
пусть будет вдохновенно-ясным, —
с синичным пением в бору,
с шуршаньем листьев на ветру,
с игрою белок жёлто-красных.
И — по лужайкам, по лугам —
пойду навстречу я лучам,
что солнце щедро льёт на землю, —
любуясь вечной красотой —
реки лесной, горы крутой,
струне ветров звенящей внемля.
Душой, распахнутой, как дверь,
я, словно молодой апрель,
любовью до краёв наполнюсь
к природе, чтобы жизнь моя,
как прежде, счастья не тая, —
сверкала в слове ярче молний…
* * *
Речь — чужая, край — чужой,
но берёзы здесь такие
белоствольные,
с листвой
шелковистой,
как в России!
Каждый день
встречаю их,
в парке поутру гуляя…
И — звенит строкой мой стих,
Как литовки
сталь литая!
Очередь — 1990 год
В магазине — очередь за хлебом
длинная, не очередь — а срам.
И с высоким, неуёмным гневом
власть ругает старый ветеран.
Слушаю… на сердце боль и мука:
Господи! а кто же эту власть
выбирал, тянул согласно руки,
твердо веря, что она — за нас…
Но в ответ не говорю не слова,
чтоб напрасно душу не травить,
ведь она — и без того — готова
разорваться… и меня — убить…
Я — куплю заветную буханку,
не пойду ругаться в сельсовет.
А отправлюсь в поле спозаранку
сеять хлеб, — там очереди — нет!…