Александр Бабарыкин
По осени поехали мы с кумом на Алтай, за мясом. С нашего поселка туда многие ездят. А у меня там сестра живет. Да давно не виделись. Вот и повод повидаться. Взяли гостинцы, загрузили в кумовскую «Ниву» и с утреца отправились. Погодка хорошая стоит. Ясная. За ночь подморозило. Иней кругом лежит. Едем , разговариваем.
Отъехали всего ничего, как вдруг машину забросало по дороге туда-сюда, да на обочину прям ка-ак кинуло! Разговор стих сразу. Резко так оборвался. Сижу. Молчу. И тут вижу доказательство гипотезы Коперника! Ведь говорил же он, что земля вертится? Вертится – вертится! Еще как вертится!! Потому как вдруг все завертелось: земля-небо-земля!… Потом качнулось, потом качнулось в обратную сторону, и успокоилось. Во как! Только земля с небом местами поменялась. Представьте себе: под ногами небо, а сверху земля… Чудеса, прям! Что-то, думаю, здесь не то. Огляделся. Ба!!! Просто машина вверх колесами, на крыше стоит. Успокоились, выползли наружу кое-как, огляделись. Вроде целые. Уже хорошо. И нашему автомобилю хоть бы хны. Ничего не доспелось. Умеют же наши производить, когда захотят! Вот только банка малинового варенья, что в подарок сестре вез, открылась как-то, пока кувыркались, и все варенье вылилось. И больше всего мне на голову. Как так получилось – не пойму до сих пор. В общем, пропало варенье.
Тут машины проезжающие останавливаться стали. Мужики подходят, чем, мол, помочь? Ну, мы «Ниву» на колеса поставили. Осматриваем: где что погнулось-поцарапалось. А в это время еще одна машина затормозила. Выходит водитель и ко мне, я, говорит, врач, давайте вам помощь окажу. А пассажирка, которая с ним ехала, дверцу этак открыла, а выходить-то, не выходит. Ой, говорит, плохо мне. Он весь в крови. И на меня показывает. Я обстановку-то оценил, сообразил, что меня за раненого принимают. Успокаиваю доктора, все нормально, говорю, со мной, не беспокойтесь. Чувствую себя хорошо. Хотел объяснить, что напрасно они переживают, что это и не кровь вовсе. А пассажирка свое гнет: это, мол, у меня болевой шок. Вон и мозги повылазили наружу. Ой, говорит, дурно мне!
Нельзя же человека в таком истерическом состоянии оставлять! Я уже и к ней-то подошел и натурально доказываю: не мозги это! Не кровь! Для наглядности пальцем с головы варенье-то мазнул и показываю ей, вот! Смотри, мол, какие же это мозги? Что ты в самом деле-то?
А чтобы она совсем уж успокоилась, взял палец-то и облизал. Видишь? А мозги разве сырыми едят? Гляжу: у нее глаза расширились, круглые стали, как колеса от «Нивы». Смотрит на меня, не моргает, на лице ужас нарисован – все ей кровь мерещится. Вот, думаю, какое самовнушение у человека сильное. Просто слова и наглядный пример уже не помогают. Смекаю, что надо её по-другому из ступора выводить, а то она как-то странно на меня уставилась. Даже не по себе стало. Ну, я еще раз варенье с головы мазнул и ей предлагаю: хочешь попробовать? Пусть, думаю, сама убедится, что это вкусно, и что это не то, о чем она думает. А эта дамочка странная какая-то. Посмотрела своими ну совсем уже кругленькими глазками на мой палец, и они у нее, эдак плавненько, в разные стороны-то и покатились. И вся такая – брык! В обморок… Ну, ты только подумай, до чего настырная оказалась! Не верит, и баста! Засуетились тут все. Доктор в особенности. Нашатырь нашли. Дали понюхать. Пришла она в себя потихоньку. Взгляд сначала рассеянный был, потом сфокусировался на мне. Пробормотала тихонько: «О, боже!», и опять – брык! Отъехала. Пока её в чувство приводили, я, на всякий случай, подальше отошел – мало ли что? Доктор давно понял, что у меня все путем, что помощь мне оказывать не надо, быстренько за руль сел, и, пока его барышня еще раз меня не увидела, поехал себе.
А мы с кумом решили в этот день на Алтай не ездить. Потому как примета плохая – в начале пути переворачиваться. Развернулись, и домой тихим ходом. Отмываться.