Он в далеком холмистом лесном краю
Был когда-то свободным рожден на свет,
Но забыл и язык, и страну свою,
На чужбине воспитанный с детских лет.
Их враги перерезали, как овец,
Тех, кто голос посмел против них поднять:
На глазах у ребенка погиб отец,
А потом бездыханной упала мать.
Был он пленником сделаться обречен,
Чтоб в покорности воле чужой расти,
И навечно с отчизною разлучен,
Дабы новую родину обрести…
Молодой непокорный и дерзкий раб,
Не боялся он, кажется, ничего,
Телом был мускулист и душой не слаб –
Не торгуясь, ланиста купил его.
Смело вызов бросая своей судьбе,
Взял он в руки короткий фракийский меч,
Состраданье и жалость изжив в себе,
Чтобы сердце живое от мук сберечь.
Он фортуной капризною был храним,
Поклоняясь жестоким чужим богам,
И надменный, пресыщенный, гордый Рим
Вскоре рухнул покорно к его ногам.
Не жалел ни о чем, проливая кровь,
Поражений не знавший в бою герой,
Он привык, как товар, покупать любовь,
До богатых матрон снисходя порой.
Слава, почести, деньги – все есть ничто
И невольнику, в сущности, ни к чему,
Ценность в жизни имело всегда лишь то,
Что свободу могло принести ему.
Наконец император издал указ:
Гладиатор им будет освобожден,
Если в схватке жестокой в последний раз
Победителем выйти сумеет он.
А соперник отважен, но слишком юн –
Положил он немало таких в бою,
Завтра смертью мальчишки под рев трибун
Из неволи он выкупит жизнь свою.
Но в глаза его ясные заглянул –
И смутился, увидев небесный свет…
В эту ночь перед боем он не уснул.
Он решение принял. Возврата нет…
На знакомой арене стоял, прозрев,
И не мог отвращения побороть
К этой публике, ждущей, как, озверев,
Они рвать будут злобно друг другу плоть.
Не дождаться им зрелища: он готов
Свой недолгий достойно закончить век,
Он заставит двуногих понять скотов,
Что не зверь перед ними, а ЧЕЛОВЕК!